— Где это ты слышал? — вопросил Вулф со своих подушек. — Это Конфуций.

Я пожал плечами:

— Наверное, от него и слышал.

Хозяин понял, что со мной говорить бесполезно, и повернулся к Вулфу:

— Окружной прокурор вернется от пяти до шести. Он попросил никого из нас не уезжать. Что это может значить?

— По всей видимости, — сухо объяснил Вулф, — это значит, что ему придется досаждать вам и дальше, хотя он с великой радостью этого бы не делал. Кстати, не стоит недооценивать мистера Арчера. Как любой из нас, он не лишен своих изъянов, но они не должны вводить вас в заблуждение.

— Я и не заблуждаюсь. Но какие у вас основания полагать, что это не несчастный случай, а что-то другое?

— Не знаю… впрочем, он ведь вам на что-то намекал. Может и никаких. Но, даже если он решит, что это несчастный случай, нужно выяснить, кто сидел за рулем. Ваше положение, мистер Сперлинг, положение человека богатого и заметного в обществе, имеет много преимуществ и привилегий, но и много неудобств. Мистер Арчер прекрасно понимает, что не может сделать вам поблажку, потому что сразу пойдут разговоры — это, мол, из-за вашего положения. Так что у него свои трудности.

— Да, с ним все ясно, — Сперлинг великолепно держал себя в руках, если учесть, что он при свидетелях обещал оплатить ущерб, нанесенный нашей оранжерее. — А с вами? Вы сегодня три часа подряд допрашивали мою семью, гостей и слуг. У вас, надеюсь, нет намерения выставлять свою кандидатуру на государственную должность?

— Упаси господи, — по тону Вулфа можно было подумать, что его спросили, не собирается ли он заняться баскетболом. — Вы же сами наняли меня расследовать обстоятельства смерти мистера Рони. Вот я и пытался отработать гонорар. Пока, скажу прямо, я не сильно преуспел, но в воскресенье у меня выдалась тяжелая ночка, и к тому же я не знаю, что предпримет мистер Арчер. Который час, Арчи?

— Четверть пятого.

— Значит, через час он будет здесь.

Сперлинг поднялся.

— У меня в конторе дел невпроворот, — сказал он, просто констатируя факт, и энергичной походкой вышел из комнаты.

— Человек прямо родился для короны, — заметил я.

— Да, волдырей на голове не видно, — согласился Вулф и снова углубился в книгу.

Вскоре мне надоело созерцать его большие пальцы в желтых носках, на которых намечались дырки, и, швырнув журналы на стол, я выбрался из комнаты, спустился вниз и вышел на воздух. Со стороны бассейна доносились какие-то звуки, и я направился туда. Ветер совсем утихомирился, солнце раздобрилось и не жалело тепла, и для всех тех, кто тротуарам и зданиям предпочитает зеленую траву, цветы и деревья, день был настоящим подарком.

Конни Эмерсон и Медлин плавали в бассейне. Пол Эмерсон, в хлопчатобумажной рубашке и не слишком чистых брюках, стоял на мраморной облицовке и хмуро взирал на пловчих. В кресле под зонтиком сидела Гвен, в темном, но вполне летнем платье, голова откинута назад, глаза прикрыты.

Медлин, прервав великолепный кроль, окликнула меня:

— Давайте сюда!

— Плавок нет! — отозвался я.

Гвен услышала нас, чуть развернула голову и окинула меня долгим, внимательным взглядом, ничего не сказала, приняла прежнюю позу и закрыла глаза.