Да что говорю о вас, думающих, что мечом себе все это добыли? Другие же и без меча наше богатство и имущество получили, просто так, ничего для этого не сделав, лишь обещая нам помощь и защиту. Хороша же их помощь, если стоим мы перед врагами связанными! О, о сколь печально мне и скорбно, когда вспоминаю, как на глазах наших все эти лютые хищники, за грехи наши, были допущены сюда и милое отечество разорили! А потому не думайте, что вы силою своей всего этого достигли - всем этим Бог нас наказывает, за преступления наши предал он нас в руки врагам нашим!"

Все это говорил он нам, обливаясь слезами, так что и у нас, глядя на него и слыша все это, слезы на глазах выступили. Потом же, утерев слезы, с радостным лицом возвестил он: "Но, однако, благодарю Бога и радуюсь, что связан ныне и муки принимаю за любимое отечество; если мне за него и умереть придется, воистину, дорога мне эта смерть будет и желанна!" И, сказав это, умолк. Мы же все дивились разуму этого мужа и красноречию и содержали его под стражей в почести. Потом послали его к царю нашему с прочими вельможами лифляндскими в Москву и в епистолии молили царя, да сохранит он ему жизнь. И если бы послушался он нас, мог бы всею землей Лифляндской с его помощью завладеть, поскольку почитали его все лифляндцы как отца. Но когда поставили его перед царем и начали расспрашивать сурово, то он ответил: "Неправдой, сказал он, и кровопийством отечество наше покоряешь, а не как следует царю христианскому". Он же, разгоревшись гневом, повелел тотчас казнить его, поскольку уже лютым и бесчеловечным становился.

А тогда под тем Феллином стояли, помнится, три недели, и даже больше, и, устроив шанцы, били по городу из пушек больших. А я в то время ходил на Кесь и дал три битвы, и в одной из них под городом Вольмаром нанес поражение новому маршалу ордена, на место прежнего избранному. А как были разбиты пришедшие под Кесь ротмистры, посланные на нас Иеронимом Ходкевичем, и как, стоя под Кесью, посылал я войска к Риге, и как Иероним, узнав о поражении своих, испугался и бежал от нас из земли Лифляндской аж за Двину-реку большую - обо всем этом умолчу и не стану по порядку описывать ради сокращения истории, но вернусь к рассказу о взятии Феллина. Уж разбили мы стены городские (но немцы все еще стойко сопротивлялись нам), и вот как-то ночью стреляли мы раскаленными ядрами, и одно ядро попало в самое яблоко церковное, которое венчало главную церковь их, а другие падали там и здесь, и тотчас загорелся город. Тогда осажденные и магистр стали просить о перемирии для переговоров, обещая город и крепость сдать, и потребовали свободного выхода, всем, кто находится в городе, со скарбом своим. Мы же на это не пошли и вот на чем сговорились: солдатам давали свободный выход и жителям городским, кто захочет, а его самого и скарб его не выпускали, обещая милость ему от царя. Так оно и вышло, дан ему был в пожизненное владение город в Московском государстве, и тот скарб, что был взят, возвратили ему потом. Так взяли мы город и крепость и огонь в городе погасили. И еще тогда взяли два или три города, в которых сидели наместники того магистра Фирстенберга. Когда же вошли в город и крепость Феллин, то увидели, что в нем еще три вышгорода стоят, из претвердых камней сооружены, и рвы у них глубокие - столь крепки, что и поверить трудно. Даже рвы те, очень глубокие, гладкими обтесанными камнями выложены. И захватили в нем восемнадцать больших пушек стенобитных, а кроме них, в городе и крепости больших и малых - двести пятьдесят, и запасов, и всякой добычи множество. А в самом верхнем вышгороде не только церкви, и палаты, и сама крепость, но и кухня, и конюшни толстыми оловянными пластинами были крыты. И всю ту кровлю тотчас князь повелел снять, и вместо нее кровлю из дерева сделать.