– Поиски русских разведчиков уже ведутся, – сказал он, – вас просят к телефону. – И через плечо Романова подозрительно посмотрел на меня.

В этот момент Романов с силой ударил его по голове рукояткой пистолета. Офицер упал к его ногам. И тут же слева, совсем рядом, застрочили пулеметы.

«Обнаружили, гады, – подумал я. – Доберутся ли наши до дому?»

Выпрыгнув из траншеи и укрываясь в бурьяне, мы поползли к пулеметам. По сигналу Романова в них одна за другой полетели наши гранаты. Пулеметы умолкли, зато теперь в траншее забегали, загорланили. Всюду поднялась суматошная стрельба. Пули нас не задевали, но долго оставаться здесь, у бруствера, мы не могли – скоро наступит рассвет.

Вот на нашей стороне в воздух взлетела зеленая ракета, за нею вторая, третья… «Нас зовут», – подумал я. Мы уже давно заметили при свете ракет канавку метрах в тридцати. Но как до нее добраться? Сколько прошло времени в мучительном ожидании, мы не знали. Вдруг с нашей стороны разом заработало несколько станковых пулеметов. Их трассирующие пули веером проносились над немецкой траншеей. По сигналу Романова мы быстро поползли к канавке, но не успели достичь ее, как хлестнула очередь немецкого пулемета. Рядом со мной раздался глухой стон: я осторожно пополз в ту сторону и увидел Кудрявцева. Взяв старшину за правую руку, я пристроил его к себе на спину и по высокой траве пополз дальше. Пули то и дело задевали стебли травы и с треском рвались. Выбиваясь из последних сил, я наконец достиг канавки и осторожно положил Кудрявцева на траву.

– Сергей! Сергей! Ты слышишь меня? – спрашивал я, но старшина молчал. Я прижался ухом к его груди – сердце не билось. Эх, какой человек погиб!..

Оглядевшись, я увидел ползущего ко мне Романова. Пулеметный огонь с обеих сторон усиливался: по прямой возвращаться было невозможно. Не вылезая из канавки, мы поползли к опушке леса, унося с собой мертвого товарища.

Уже рассвело, когда обходным путем мы наконец добрались до своих. В землянке командира батальона, куда мы пришли доложить о возвращении, было многолюдно. Навстречу нам вышел из-за стола майор Чистяков. Он по-отцовски крепко расцеловал нас.

– Спасибо, товарищи, за службу! – Комбат с лукавой улыбкой отстегнул от своего ремня флягу и подал ее Романову: – Еще из Ленинграда, берег для случая. Идите подкрепитесь…

Романов взял флягу, но медлил уходить.

– Спасибо, товарищ майор, но мы хотели бы послушать, что скажут вот эти… – Он указал на немецких офицеров, сидящих на краю нар.

– Ну что ж, оставайтесь. – И Чистяков протянул было руку к своей фляге.

– Нет, товарищ комбат, ленинградскую водочку не отдам!

В блиндаже раздался смех. Майор, улыбаясь, подошел к столу. Я же стоял у двери и искал глазами Круглова. Его не было. «Неужели и он?..» – мелькнула страшная мысль. Но спустя несколько минут старший лейтенант шумно вошел в блиндаж, порывисто обнял меня и Романова:

– Друзья мои, век не забуду, что вы сделали… Выручили вы нас…

Затем начался допрос пленных.

Обращаясь к сидящему слева немцу, майор Чистяков спросил по-русски:

– Ваша фамилия и военное звание?