То есть открыл глаза не прежний незатейливый (хотя и не без подавленных страстей) служака Архип Гаврилыч, а чреватый большой бедой для страны и мира носитель инфернального зародыша. Словно у небезызвестного Кая из сказки Ганса Христиана Андерсена, его мировосприятие катастрофически изменилось. Теперь при взгляде на что-либо высокое и совершенное его начинала обуревать неодолимая тяга к разрушению. Надо ли говорить, что он испытал при виде приближающегося сверхчеловека.

— Это что еще за хер с горы Иван-Царевич? — потрясенно прошептал он. И вопросительно уставился на командира спецназовцев.

Тот принял этот взгляд к немедленному исполнению и заорал приближающемуся богатырю:

— Руки за голову, лицом в снег, пидор!

Но сверхчеловек, лучезарно улыбаясь, продолжал двигаться вперед, и вокруг его золотистых вьющихся волос искрились снежинки.

Наименее поврежденные из спецназовцев, повинуясь командиру, ринулись навстречу Илье, осыпая его грязными ругательствами. Где-то вдалеке, безнадежно отстав от широко шагавшего великана, панически голосила Нюрка. Бабьим своим сердцем чуяла она недоброе, что предстоит им с миленьким ее разлука вечная. Но он не внимал и воплям полюбовницы.

Поначалу сверхчеловек, видя, что люди в беде, стремился их поскорее спасти, но, уловив наконец в их возгласах и жестах грубость и агрессию, он, конечно, решил принять бой. Живое воплощение арийской чести и доблести, каковым он и являлся, не могло отступать чисто физиологически.

Спецназовцы стаей озверелых псов набросились на него, осыпая ударами прикладов. Но Илья с такой немыслимой силой принялся расшвыривать их в разные стороны, что Орешкин, наблюдавший за всем происходящим с безопасного расстояния, прямо скажем, охуел. Но присутствия духа тем не менее не потерял. Схватив снайперскую винтовку, заряженную новейшей конструкции разрывными пулями, он принялся выцеливать, куда бы вмазать этому беспредельщику, чтобы надежно его обездвижить.

Но когда сквозь оптический прицел он увидел бесконечно совершенное лицо античной статуи, даже в разгар схватки не омраченное ненавистью к корчащимся на снегу врагам, черный зародыш внутри просто взбесился. И Орешкин с огромным наслаждением, чуть было не перешедшим в конвульсивный оргазм, засадил весь магазин в голову сверхчеловека.

— Кто ты есть такой и что на нашей земле делаешь? — сурово, но по-русски, хотя и с легким акцентом, спросил Палача Саддам Хусейн.

— Я есть русский солдат, — не растерялся Глебов. А сам подумал: «Вот ведь общество спектакля долбаное. Хер поймешь, где человек, где кукла. Двойники, клоны. Кого повесили и вешали ли вообще хоть кого?»

— И кто ж тебе команды отдает, русский солдат? — уже вовсе без акцента, а потому как-то подчеркнуто зловеще поинтересовался Саддам.

— Москва, Кремль, — снова нашелся Палач.

Кровавый диктатор глубоко задумался. Пленник действительно совершенно очевидно был человеком непростым. Иначе, как он мог уцелеть после чудовищной мощи бомбового удара. Может, он какой-то универсальный солдат, может, киборг? Тогда он вполне сгодится в диверсионной войне, развернутой саддамовыми сподвижниками против оккупантов. Он руководил широчайшей сетью боевиков прямо отсюда, из сверхглубокого бункера, обустроенного по его приказу еще в давние, первые годы правления в мистическом сердце Ирака — под руинами Вавилонской башни.