Но поймем, что этот бой, этот спор, ведомый сейчас ничтожным меньшинством, – это бой и спор о самих духовных источниках жизни. Ибо фарисейская гордыня – это не только слова. Она рано или поздно оборачивается ненавистью к тем, кто не согласен признать мое величие, мое совершенство. Она оборачивается преследованьем и террором. Она ведет к смерти. Притча Христа ножом врезается в самую страшную опухоль современного мира – в опухоль фарисейской гордыни. Ибо, пока эта опухоль будет расти, в мире будут царить ненависть, страх и кровь. И так оно и есть сейчас. Только вернувшись к этой забытой, презираемой, отбрасываемой силе – к смирению, можно очистить мир. Ибо смирение – это признание другого, это уважение к другому и это уменье мужественно признать себя несовершенным, раскаяться и тем самым встать на путь исправления. От бахвальства, лжи и тьмы фарисейства – к свету и целостности подлинной человечности: к правде, к смирению и к любви. Вот призыв этой притчи Христовой, вот зов, первый зов великопостной весны…

На почве недуховной ревности по гордости, тщеславного разгорячения, самомнения часто возрастает страсть к учительствованию. Стало обычным в наше время каждому наставлять и нравоучать ближнего, хотя очень часто учителями становятся те, кто сам еще не сделал даже нескольких шагов в христианскую жизнь, а только заглянул в нее через приоткрытую дверь. Как часто теперь бывает, что человек, проведший всю жизнь в неверии и грехах, после того как покаялся и несколько переменил образ жизни, несколько раз сходил в церковь или пробыл несколько дней в монастыре, узнал некоторые законы и воззрения христианские, ознакомился с некоторыми правилами и порядками церковными, – незаслуженно этим возгордился – и тут же начинает учить, обличать своих близких – друзей, родственников, упрекать их в неверии, в нецерковности, даже обвинять их в служении сатане и т. п. Часто наблюдаются такие случаи, что этот новообратившийся, начавший исправлять близких, усиленно обращать их к вере, спасать их души, сам вскоре претыкается, падает и возвращается к прежней греховной жизни. А те, кого он обличал, видя его в таком жалком состоянии, приписывают самому христианству безполезность и немощность, еще более отвращаются от Церкви, от Бога.

Большинство из нас как только прочитает что-либо поучительное или подметит какую-либо интересную мысль, рассуждение из духовных книг, сразу же спешит преподнести это ближнему в науку, вразумить его, торопится дать совет применить то или иное правило из отцов, хотя сами мы еще не пользовались этими правилами и не собираемся пользоваться.

Как часто теперь уверовавшие не живут верой, а только уразумевают отдельные моменты христианской науки, перетолковывают их, сообщают ближнему, сами так и не воспользовавшись этим богатством. Как теперь распространено такое явление: вся религиозная жизнь у человека и начинается и заканчивается только в голове, не доходя до сердца; входят религиозные познания через слух, через разум, вращаются в уме, пересматриваются, переосмысливаются, часто переделываются на свой лад и тут же через язык выносятся наружу, выдаются окружающим как бы нечто взятое из действительного духовного опыта, из самой жизни. Но такое знание, не испытанное, не выстраданное деятельной жизнью, борьбой, – пустое. Человек, поучающий не из духовного опыта, а из книжного знания, по слову Исаака Сирианина, подобен художнику, который, обещая воду жаждущему, пишет ее красками на стене. Беда еще и в том, что преждевременно посвятивший себя учительствованию остается сам без плода, увлечение это становится сильным препятствием к тому, чтоб заниматься собой, видеть себя, свои немощи, искать собственного уврачевания.