— Вот именно. Это уже больше похоже на Аню. Скоро мы привыкнем к здешней обстановке, заведем знакомых, и все будет хорошо. Кстати, Аня, ты обратила внимание на девушку, которая все это утро простояла в одиночестве возле дверей женской раздевалки? Хорошенькая, с карими глазами и капризно изогнутым ротиком.

— Да. Я обратила на нее внимание в особенности потому, что она показалась мне единственным существом, которое выглядело таким одиноким, какой я себя чувствовала. У меня все же была ты, а у нее — никого.

— Я думаю, что она не только выглядела, но и чувствовала себя одинокой. Я заметила, что она несколько раз порывалась подойти к нам, но так и не подошла — наверное, очень робкая. А мне хотелось, чтобы она подошла. Если бы я не ощущала себя уже упомянутым слоном, непременно сама подошла бы к ней. Но я не могла протопать через огромный зал на виду у всех этих мальчишек, завывающих на лестнице. Она была самой хорошенькой из всех первокурсниц, каких я сегодня видела, но, вероятно, в первый день пребывания в Редмонде даже красота не обеспечивает проявление симпатии со стороны окружающих, — заключила Присилла со смехом.

— Я собираюсь после обеда прогуляться по кладбищу Сент-Джон, — сказала Аня. — Не знаю, можно ли считать кладбище очень подходящим местом, чтобы поднять настроение, но, похоже, это единственное доступное месте где растут деревья, а деревья мне сейчас совершенно необходимы. Я посижу на одной из старых каменных плит, закрою глаза и представлю, что я в авонлейских лесах.

Однако, оказавшись на кладбище, закрывать глаза Аня не стала — там нашлось достаточно много интересного, чтобы держать их широко открытыми. Девушки прошли через входные ворота мимо простой массивной каменной арки, увенчанной огромным британским львом[13].

процитировала Аня, глядя на монумент с глубоким волнением.

Кладбище встретило их тенью, прохладой, шелестом волнуемой ветром листвы. Туда и сюда бродили они по заросшим травой проходам между рядами могил, читая необычные, пространные эпитафии, высеченные в том веке, когда у людей было больше досуга, чем в нынешнем.

— "Здесь покоится прах Альберта Крофорда, эсквайра, — прочитала Аня на истертой серой плите, — на протяжении многих лет занимавшего пост начальника артиллерийско-технической службы Его Величества в Кингспорте. Он служил в армии до заключения мира 1763 года[15], после чего вышел в отставку по состоянию здоровья. Он был храбрым офицером, лучшим из супругов, лучшим из отцов, лучшим из друзей. Скончался 29 октября 1792 года в возрасте 84 лет". Здесь действительно есть простор для воображения, Присси. Сколько приключений было, вероятно, в такой жизни! Что же до его личных качеств, то я уверена, что более неумеренных восхвалений быть не может. Интересно, говорили ли они ему при жизни, что он был «лучшим из…» супругов, отцов, друзей.

— А вот другая эпитафия, — сказала Присилла. — Послушай! «Памяти Александра Росса, умершего 22 сентября 1840 года в возрасте 43 лет. Этот памятник — дань любви того, кому он был верным слугой двадцать семь лет и кто считал его другом, заслуживающим полнейшего доверия и глубочайшей привязанности».