С кресла за мной с интересом наблюдал купец.

— Оно?

— Оно самое.

— Слава Богу, а то сумасшедшие деньги за него отдали — а ну как обманули?

Я объяснил ему, как принимать лекарство.

— В баню хоть можно? А то запаршивею скоро. А хочешь — вдвоем сходим. Сейчас распоряжусь, быстро затопят.

Делать мне в этот день было особо нечего, и я согласился. А пока прислуга накрыла стол, и мы не спеша отведали копченого угря, осетрового балыка, горячих еще пряженцев с разной начинкой.

Тут и банька подоспела. Любил я это дело. Бывало, вернешься после похода, весь пропыленный и пропотевший, смоешь с себя грязь — и как будто кожу новую надел, а вместе со старой сбросил и груз забот.

Купец толк в бане знал — знай себе, плескал на раскаленные камни хлебным, квасом, пока дышать стало нечем. Мы обходили друг друга веничками, полежали на полках, попотели, обмылись. Памятуя о ранении, в снег да в прорубь не выскакивали голышом.

В предбаннике уже стоял накрытый стол с самоваром, баранками, здоровенной головой сахара. Мы надели чистые одежды, уселись почаевничать. Благодать. Все-таки русская баня — не душ на скорую руку, и тело в чистоте держит, и дух укрепляет.

— Хорошо-то как! — Купец с шумом отпил из блюдца вприкуску с сахаром и баранкой.

Я последовал его примеру — действительно здорово. Попотели, утирая лица расшитыми льняными полотенцами, еще попили чайку, с вареньем. В глиняных плошках каких только видов его не было — малина, морошка, черника, костяника, груша и еще что-то такое, что даже на вкус определить сложно.

— Нравится?

— А то! Только понять не могу, из чего.

— Это приказчик мой расстарался, из-за моря привез, в Кафу нонешнее лето ходил с товаром, называется — фейху.

Господи, как же я сам не догадался, ведь пробовал раньше варенье из фейхоа, в гостях у знакомого армянина!

Напились мы чаю до отвала, выдули чуть ли не весь ведерный самовар. Блаженно отвалились на спинку.

— Смотрю я — очень ты полезный человек, Юра. Не знал о тебе, что знахарь, гляди-ка — раны уже затянулись и ребра почти срослись. Нашито, местные, кроме как кровь пустить да травы давать и не могут ничего.

— Травы — тоже хорошее лечение, но иногда слабы они, не при всех хворях помочь могут.

— Вот что…

Купец помедлил. Я весь обратился в слух.

— Только не смейся. Шли мы раз на корабле из Ганзы, подобрали человека, за обломок мачты держался, — потонул его корабль, злым штормом застигнутый. Кто он и как звать его — неведомо, только говорил по-русски. Недолго протянул бедняга, отдал Богу душу, а умирая, сказал тайное, чтобы, значит, в могилу с собой не унести. Про клад бесценный, что в Волхове реке покоится. Драккар викингов там затонул. Где, в каком месте — ничего более не успел молвить. Не возьмешься ли за поиски?

— Гаврила, это и в самом деле смешно. Волхов — не ручей! Даже если точно знать, где корабль лежит, и то намучиться с поисками можно, а как из него добро вытаскивать? Оно же все под илом лежит, да и не могу я под водой дышать. Нет, несерьезно сие. Не взыщи, купец!

— Я, собственно, и не надеялся, сам понимаю, как в сказке — найди то, не знаю что. Однако уж очень слова его запали мне в душу. Никак забыть не могу. Давай по чарке вина выпьем, у меня хорошее — бургундским прозывают. Да и забудем про клад. Только чур — никому.