— Берешь спои слова назад?

Неохота, ох, неохота было парню брать свои слова назад, да выбора не было!

— Беру, извини, — тяжело дыша, прохрипел дружинник.

Я отпустил его. Парень подобрал меч и затесался среди ратников.

— Эй, молодец, ты где так саблей владеть научился? Оказывается, пока я дрался, вокруг нас собрались все свободные дружинники и даже горожане. Незаметно подошел воевода, и дружинники расступились перед ним, позволяя видеть бой во всей красе.

— Жизнь заставила. Воевода подошел ближе.

— Я видел почти весь бой. Клянусь — так владеть саблей никто из них не может, хотя воины все опытные и храбрые. Ты раньше дружинником не был?

— Не сподобил Господь, — соврал я.

— Хм, я бы тебя с удовольствием взял. Ты чем хлеб добываешь?

— Охранником я у купца.

— Талант пропадает. А пришел чего?

— Хотел, чтобы кто-нибудь научил кистенем пользоваться.

— Чего?

Я повторил. Воевода захохотал, глядя на него, засмеялись и остальные ратники. Утирая слезы, воевода сказал:

— Первый раз вижу мужа, что саблей владеет, как архангел Михаил, а кистенем пользоваться не умеет. Да в Нижнем каждый тать с отрочества кистенем владеет, как ложкой! Ты откель такой?

— С княжества Литовского, русин, — опять соврал я.

Ну не рассказывать же им о Москве двадцать первого века, или о службе у князя Овчины-Телепнева! В принципе, я ничего предосудительного не совершил. Если бы я оставил поле боя или был уличен в воровстве или душегубстве, то по всем городам меня искали бы люди Тайного приказа. Но не хотелось мне, чтобы знали о моей службе у князя. Не все любили придворного, к тому же — скажи я о бывшем месте службы, это известие рано или поздно дойдет до князя.

— Понятно, вечно в княжестве Литовском не как у людей. То-то я слышу — говор у тебя не местный.

Говор у нижегородцев и впрямь был особый — окали страшно, меж тем как москвичи акали, а вятичи смешно смягчали окончания слов.

— Так пойдешь в дружину?

— Подумаю пока.

— Ну-ну, коли надумаешь — приходи. Давненько так сердце не радовалось, на схватку глядючи. Знавал я шляхтича одного, тоже саблей отменно владел — от лихоманки сгинул. А насчет кистеня, — тут воевода ткнул пальцем в тощего высокого ратника, — Михаил, подь сюда.

Ратник подошел.

— Научишь… э-э-э… как там тебя?

— Георгий.

— Вот научишь Георгия кистенем владеть — все равно дурью маетесь. — Воевода повернулся ко мне: — Деньги-то есть?

— Есть немного.

— Вот и славно, Михаил много не возьмет, однако же каждый труд вознаграждаться должен.

Почему я назвался Георгием — сам не пойму. В принципе, в святцах Георгий и Юрий — одно и то же имя.

Мы договорились с Михаилом о завтрашней встрече, и я дал ему несколько медяков в задаток. Когда шел обратно, ратники смотрели уважительно, уступали дорогу. Искусство владеть оружием в войске ценилось высоко — будь это кулачный бой, лук или сабля. Враг в бою не будет спрашивать, богат ты или беден, боярин или рядовой воин — все решит умение владеть оружием. В конечном итоге менее искусный платит жизнью — суровая школа выживания.

Следующим днем в кремле многие дружинники меня узнавали, уважительно здоровались. Михаил отошел со мной в сторону Ивановской башни, приставил к стене доску.