— Кто же их?

— Я.

— За что?

— Сам не догадываешься? Попробуй угадать с одного раза. Мужик отошел от первоначального шока после увиденного.

— Звать как?

— Кирюша, Кирюша Тесемка.

— Где служишь? Мужик отвел глаза.

— Будешь молчать — так же жизнь кончишь. Я деловито достал нож из ножен.

— Нет, я жить хочу, не надо меня убивать.

— Вопрос мой слышал?

— Писарем, в городской управе.

— Зачем к Филе пришел?

Мужик замолчал. Я схватил его руку и срезал с пальца ноготь. Боль в таких случаях сильная, но все органы целы.

— Поручение Филя давал.

— Из тебя слова тянуть надо? Эдак ты вскоре без пальцев останешься, Кирюша.

И слова из Кирюши полились, как соловьиная трель весной. Я слушал и удивлялся наглости главаря. Оказывается, Филька, пользуясь тем, что охраны почти нет, замышлял напасть на городскую управу и завладеть городскою казной. Причем тогда, когда соберут налоги и в казне зазвенят денежки. Ну и наглец!

— Этих знаешь?

— Темно тут.

— Я подсвечу.

Кирюша пошел по комнате, назвал имена и фамилии, а может, и клички — поди, разберись — убитых.

— Постой-постой, как — все? Тут девять.

— Сам же сказал, что Филька без головы. Тогда десять.

— А остальные?

— Не хватает только башкира, Равилем звать.

— Его уже нет.

— Тогда все.

— Как все? Еще четверо остаются!

— Нет их, в схватке со стрельцами полегли, их по деревням развезли да схоронили.

Черт, лопухнулся я! Нападали-то полтора десятка, только я не подумал, что и стрельцы сопротивление оказали. Хоть счет и не в их пользу, но все же не задаром жизни отдали. Я вздохнул с облегчением. Кажется — банде полный конец, последний соучастник разбоя передо мной.

Мужик, видимо, прочитал в моих глазах свой приговор, упал на колени, запричитал по-бабьи. Нет, нельзя оставлять гниду — он к Фильке шел товарищей своих продавать и предавать. Нет уж Фильки — так другой потом может появиться. Кончать его надо.

Решив так, я выхватил из пожен саблю и заколол предателя.

Комната полна трупов, как в кровавой драме. Ладно — попозже решу, что с ними делать. Теперь надо спокойно искать казну.

Я открыл лаз в подвал. Внизу, у лестницы валялось тело Фильки Ослопа. Масляный светильник свет давал скудноватый, и дальняя стена терялась в темноте. На полках — горшки с соленьями и другими припасами.

Я обошел весь подвал. Сундучка нигде не было. Неужели закопал? Я исследовал пол — везде утрамбованная годами земля, твердая, как бетон. Нет, никто ее не рыл, нигде не пружинит под ногами. Придется осматривать более тщательно.

Я метр за метром внимательно осмотрел стены. Нет сундучка с казной. Неужели Филька обманул меня перед смертью, решив хоть так напакостить? Надо осмотреть дом и чердак — если и там не сыщется казна, доберусь до конюшни и сарая. Здесь где-то казна, не зря же именно сюда за долей от награбленного приходили его подельники.

Я взялся обшаривать комнаты на первом этаже. Ценности были, но небольшие, скорее всего, для выхода в город: украшения жены — цепочки, кольца, и помассивнее — мужские перстни; даже немного золотых монет. Все это я складывал на расстеленный на столе платок. Как говорили большевики — «экспроприация экспроприаторов», или предельно просто говаривали анархисты — «грабь награбленное».