Показалась еще одна деревня. Все повторилось — крестьяне на расспросы отвечали: «Стрельцы проезжали — даже коней поили и сами напились из колодца у Косой Марфы».

Снова сел на коня, и только ветер в лицо.

И таким образом я опрашивал, не пропуская, жителей всех деревень и сел. Муторно, утомительно, но без этого — никак. За день удалось побывать в семи деревнях и удалиться от Владимира верст на тридцать. Маловато — с такими темпами мне понадобится еще три дня.

На ночь я остановился на постой в одной из деревушек, неплохо выспался на сеновале и, приплатив утром еще и за еду, славно позавтракал. Не теряя времени, поднялся в седло, и все повторилось, как и вчера. «Да, видели, проезжали». К вечеру я уже обалдел от однообразных вопросов и почти таких же ответов. Ночевал снова в деревне, в доме зажиточного крестьянина. Лежал и думал: «Уже половина пути пройдена, ее же проделали и стрельцы — и ничего подозрительного. Никто не упоминает о «татарине». Повезло мне на третий день — сразу же, утром, в первой деревушке. Стрельцов никто не видел. Ни неделю назад, ни две. Учитывая, что я сильно сократил разрыв во времени — все-таки скакать налегке да в одиночку быстрее, отставал я не более чем на семь дней. За такой срок забыть о проезде стрельцов почти невозможно — через деревню могли не проезжать неделями, а тут такое событие. Я понял, что дальше они не проезжали.

Я почувствовал, как меня охватывает азарт. Неужели где-то здесь, рядом, произошла нежелательная и роковая встреча стрельцов с разбойниками? В версию о воровстве стрельцами казны я с самого начала не очень верил. Как вариант годится, но не более того.

Я направился из деревни обратно. Надо осмотреть обочины, с коня этого хорошо не сделать. Я обшаривал взглядом обочину дороги — проходил метров двадцать, переходил на другую сторону — снова осмотр, переход на другую сторону… Если здесь была сеча — обязательно останутся следы: сломанные кусты, обрывки одежды, кровь. Невозможно убить восьмерых, тем более — оружных, и безо всяких следов.

Стрелецкую шапку в кустах я приметил сразу, чуть ли не бегом к ней рванул, но заставил себя идти медленно — как бы не пропустить еще чего-нибудь. Кусты сломаны, как будто медведь по ним катался, трава вытоптана. А вот и кровь — даже не кровь, а бурые пятна на земле. Здесь явно была бойня: я предположил, что стрельцы не хотели отдавать казну и заплатили за это дорогой ценой — жизнью своей.

Я стал обходить место схватки по спирали, надеясь найти еще какие-либо следы. А, есть следы-то, нашел. Метров за пятьдесят от дороги, за густой ивой трава сильно примята — за неделю подняться не смогла. В этом месте топтались люди, причем долго, не один час. Следов от костра не было. Спрашивается — что делали люди в глухомани? Было бы понятно, если бы было кострище. Ну ехали обозные, свернули на ночлег, костерок развели, чтобы похлебку сварить. А тут — следов от колес тележных нет, кострища нет. Именно здесь разбойники поджидали стрельцов.

Я обернулся в сторону дороги. Нет, с этого места дороги не видать, но это ни о чем не говорит — тати могли в отдалении выставить дозорного. Свистеть в лесу никто не будет — это насторожит, а вот подать другой сигнал — запросто: что стоит прокричать по-птичьему — скажем, прокуковать?