Солнце светило и сегодня. Я прислонила велосипед к парапету моста, взяла из корзинки пакет с сандвичами и фруктами, уселась на парапет и, поддерживаемая новым ощущением гордого спокойствия и покорности судьбе, принялась за ланч.

Я предполагала, что несчастная любовь катастрофически влияет на аппетит, но, как выяснилось, это было не так ― проголодавшись, я с удовольствием съела все сандвичи и фрукты. День был чудесный. Прекрасные осенние деревья стояли, залитые солнечным светом. Везде цвели цветы, пели птицы. У ворот разрушенного аббатства я приметила яркий цветок аронника. Вчерашний сильно помялся на полу в автомобиле, поэтому я решила сорвать еще один. Я взяла велосипед, прислонила его к воротам, сорвала аронник и положила его в пустую корзинку. Нужно жить дальше и найти себе новое занятие. Я снова начну рисовать и займусь этим прямо сегодня.

Но потом я помрачнела. Меньше всего на свете после всех утренних передряг мне хотелось вести беседы с Агнес Трапп. А она скорее всего прибежит в Торнихолд, как только увидит, что я проезжаю мимо ее дома Нет, я лучше поеду другой дорогой и встречусь с ней, когда приду в себя.

А пока я оставила велосипед у ворот и направилась мимо высокой изгороди внутрь, к руинам старого аббатства.

Как и говорил мистер Ханнакер, смотреть здесь было особенно не на что. Аббатство не было выдающимся архитектурным памятником с величественным нефом и рядом высоких колонн, устремленных в голубое небо. Нет, это было довольно небольшое строение, от которого уже почти ничего не осталось. Лишь одна чудом сохранившаяся арка чернела на фоне неба. Все прочие постройки были полностью разрушены ― лишь в густой траве здесь и там попадались остатки старых стен, из которых местные жители брали камни для хозяйственных нужд. Более крупные камни из дверных арок, колонны и могильные плиты стояли у изгороди. Очевидно, поле вокруг руин собирались превратить в пастбище. Впрочем, было очевидно, что коровы паслись здесь и сейчас.

Я зашла внутрь старой церкви. Везде росла крапива. Трава была высокая, по углам особенно густая и пышная, но место посередине оставалось голым. Крупные осколки камней и обвалившаяся крыша были убраны для удобства животных. Сейчас здесь было очень тихо. Коров нигде не было видно, даже птицы перестали петь.

Я стояла в залитом солнцем нефе и оглядывалась вокруг. Надо мной возвышалась та единственная арка, которую было видно с дороги. Кое-где еще сохранилась каменная резьба. Кроме арки сохранились еще два массивных дверных косяка западной двери и небольшие колонны, идущие от южной и северной дверей в некогда крытую аркаду и внутренний двор. Некоторые колонны сохранились целиком, но многие из них разрушились и были едва видны в высокой траве. И ничего больше, кроме разве что большого плоского камня у западной двери ― мой отец сказал бы «во избежание воскрешения», ― положенного когда-то на могилу знатного человека. Все было сейчас разрушено, потеряло свою прежнюю красоту и смысл. За остатками стен тянулись пустые поля. Даже солнечный свет не мог оживить это место. Оно было как будто специально создано для тьмы и смерти.