— Извини.
— Единственное, что меня смущает, — продолжила она, это твоя легенда. В смысле, Готтбауму очень уж легко ее проверить. Всего лишь позвонить в отдел безопасности "Норд-Индастриз" и попросить к телефону Ричарда Уилсона.
Он некоторое время помолчал, сосредоточившись на ее словах.
— Да, ты права, но, по-моему, все выглядит следующим образом. Во-первых, у Готтбаума слишком мало было времени, чтобы куда-то звонить: я говорил с ним сегодня — то бишь в пятницу — вечером. Во- вторых, если уж он решится куда-то звонить, то скорее позвонит своему бывшему коллеге Хортону и спросит, в чем дело, а тот поддержит мою легенду, иначе он уже выходит "чинящим препятствия следствию". В-третьих, если даже Готтбаум доищется, кто я такой, он все же так и так будет чувствовать меня вправе задавать вопросы. Единственное, что мне не нравится — он может сказать группе "Жизнь-суть?..", что ФБР ведет такое расследование, и тогда они могут принять меры к уничтожению каких-либо улик, или просто предпринять попытку к бегству. Но, я думаю, до этого уж не дойдет. Что бы там они ни натворили, они все же ученые, а не уголовники какие.
Она робко — тревожно взглянула на него, точно стесняясь своих собственных тревог.
— А ты думаешь, они не сделают чего-нибудь… более решительного, чтобы защититься?
— Это чего, например?
Голос ее дрогнул, снизился почти до шепота.
— Например… что-нибудь с тобой?
Между бровей ее появилась маленькая морщинка. (складка).
Он рассмеялся.
— Да что ж они, по-твоему, бандиты? Ты говоришь, точно в какой-то телепостановке…
Она вздохнула.
— Ладно; я знаю, что лишнее себе надумываю. А когда ты собираешься к этому Готтбауму?
— Он пригласил меня на завтра. В субботу.
— На завтра?.. Она подалась назад; тревога на ее лице сменилась досадой. — Джим, но ты…
— Я помню, помню… Шторы. Извини, Шерон, но тут дело поважнее штор. Правда. — Он смотрел на нее в надежде, что до спора не дойдет, и сейчас она скажет, что все понимает.
Наконец она пожала плечами; лицо ее приняло обычное выражение.
— Ну, что тебе сказать? (Ты мне все это объяснишь) Вспомни об этом, если я однажды поломаю твои планы. Если меня, например, поставят дежурить на выходных. — Она ткнула в него пальцем. — Хорошо?
— Хорошо. Обещаю.
Она поднялась и протянула руку.
— И все равно ты должен со мной помириться (поднять мне настроение; возместить…).
Он позволил стащить себя с дивана.
— И как же с тобой мириться?
Она склонила голову.
— Идем в спальню. Может, там мне придут в голову мысли повеселее.
Echoes ([?]) (Эхо)
Небольшой, извилистый хайдэй выписывал вавилоны между лесом и океаном: крутые склоны холмов были зелены от сосен, волны разбивались, накатывались на скалы, и в тучах брызг то тут то там возникала радуга. Воздух пах морской солью и сосновыми иглами. Сквозь гул двигателя и шуршание гравия под колесами Бейли слышал как перекликаются птицы и сверчки стрекочут в траве.
Небо было голубым, солнечный свет — ярким и теплым. Все было так замечательно, так убаюкивающе, что внушало безотчетное беспокойство.
Маленькую, темную каплю сомнения заронила в него Шерон. Когда он уходил из дома утром, она сказала, тревожно глядя на него: