Бейли смотрел на нее, удивленный тем, как говорит она о своей личной жизни.

А она словно прочла его мысли:

— Вы еще привыкаете к тому, что в MARHISе ничего нельзя скрыть. Лео со своим привилегированным допуском может в любой момент рассмотреть все, что происходит с нами. И потом, когда начинаешь воплощать в жизнь свои фантазии, они далеко не так уж шокирующи. Начинаешь даже недоумевать: отчего же раньше их так стеснялась?

Он кивнул.

— Разумно. Хотя, увидев вас в греческом храме, я подумал только, что все это слишком слащаво.

— Может, и так. — Она, судя по всему, приготовилась к защите. — Может быть, таковы почти все фантазии. Но… какого хрена, отчего нет? Отчего не наслаждаться мужчинами, целующими ноги и ублажающими меня четыре дня без передыха?

Теперь она говорила точь-в-точь как раньше: вызывающе, приготовившись к спору.

— Вы и на самом деле воображали, что я приму участие в этих играх? — спросил он.

Она пренебрежительно пожала плечами.

— В общем, нет. Просто хотела принять вас в таком облике. Тщеславие, если хотите. Я ведь не всегда такой суровый "синий чулок", как вы, вероятно, полагаете, мистер Бейли. У меня есть даже чувство юмора.

Он сделал еще глоток из бокала. Внутри понемногу становилось тепло. Быстро однако, подумал он. Еще бы, алкоголь на голодный желудок… Но тут же Бейли вспомнил: нет у него теперь никакого желудка, симуляция это все. И опьянеет он в любую секунду, когда захочет.

— Вполне возможно, — сказал он, — что вы, в своем роде, женщина прекрасная. Наверное, именно это вы и хотели объяснить. Но, знаете ли, если даже я смогу забыть и простить все, что со мной сделали, не думаю, что мы когда-нибудь станем друзьями.

— Замечательно! — Она резко встала и развела руками. — Меня это совершенно устраивает. Господи, Бейли, да понимаете ли вы, как давно я в последний раз по-настоящему спорила? Да я ради этого согласна на что угодно. Даже эта беседа для меня — роскошь.

Он поднял на нее взгляд и рассмеялся. Забавно: сидит человек в своей собственной фантазии, пьян от секса и симуляторов наркотиков, развлекается семь дней в неделю — и на все готов ради того чтобы кто-нибудь с ним поспорил!

— А браниться со своими друзьями вы не можете? С Фоссом, с Портером…

— Ганс так и не пришел в сознание. — Она внезапно помрачнела. — Мы до сих пор бьемся, но… Операция и сканирование были сделаны как полагается; сознание не повреждено… Но — не оживает, и все тут. Беда в том, что мы так и не знаем, что есть сознание. Скопировали пять человеческих мозгов, знаем, как снабжать их ощущениями и интерпретировать их реакции, но даже теперь, когда нам полностью доступны электронные симуляторы, все еще расшифровываем их внутренние функции. — Она со вздохом опустилась в кресло. — Бедный Ганс…

— Просто сердце щемит, — прибавил Бейли, до сих пор помнивший, как Фосс отнял у него пистолет и угрожал убить его.

— А я и не прошу у вас сочувствия! — рявкнула она.

— Ну ладно, пусть его. А Портер?

— С Джереми все в порядке. Но он, знаете, совершенно никакой собеседник. По-моему, предел его мечтаний — быть частью компьютера, чтобы машина была как бы продолжением его самого. И он добился своего. Последние пятнадцать лет он писал софт для MARHISа, жил только этим. Он убежден, что это — ханкерский рай.