— Ну, хорошо. Вы мне уж и огня дайте, что ли?

Макаров чиркнул спичкой. Катя выпустила облачко дыма. Хороший табак. Только сейчас нервы не отпустит — пацан навел тревогу. Не хочется здесь оставаться, ой, не хочется.

— Алексей Осипович, у меня к вам нескромная просьба. Не поделитесь тем, что у вас в правом кармане галифе? У вас еще и наган есть — вполне надежный револьвер, вам хватит. Честное слово, я ни в главнокомандующего, ни в этого кошака революции, палить не собираюсь. А мне с железкой намного спокойнее будет.

Подполковник улыбнулся:

— Отдаю должное вашей наблюдательности, но вынужден просьбу отклонить. Если вы обратили внимание, вас охраняют отборные чины контрразведки. Снаружи все оцеплено. У большевичков под боком два десятка пулеметов. Вы и нам нужны, и им. Есть кому вас защищать. Кроме того, отстреливаться из окон из карманного браунинга смешно. Я, конечно, не подвергаю сомнению точность вашей руки и глаза, но…

— Понятно. Я, собственно, и не надеялась.

— Катя, вам страшно? Я думал, вы совершенно непробиваемая дама. Зачем пошли? Вполне могли остаться на квартире.

— Я, Алексей Осипович, человек испорченный и не очень честный. Но товарищей бросать — это уж вовсе свинство. Я мальчика сюда привела, хочу, чтобы он отсюда и вышел, целым и невредимым.

— Куда вы его дальше поведете, Катя? — едва слышно спросил подполковник. — Туда, к себе? Я не спрашиваю куда, но все-таки. Неужели он так уникален?

— Фу, Алексей Осипович, за кого вы меня принимаете? Я детей не похищаю. Ему бы где-нибудь тихонько пристроиться. Жить мирно, солнышку радоваться. В монастырях, знаете ли, тоже не сахар.

Макаров глянул как-то странно и пробормотал:

— Солнышко — это хорошо. Но едва ли о пасторальной жизни речь идет. Ценный ваш Прот. Не отпустят. Такие перспективы мальчику открывают. Впрочем, что я вам объясняю.

— Черт его знает. Возможно, мальчику у вас лучше будет. К самостоятельной жизни он не слишком приспособлен. Ему бы ему самому решить. Но для начала недурно было бы сегодняшний день пережить.

Подполковник затянулся папиросой и задумчиво сказал:

— Чудовищное вы существо, Екатерина Георгиевна. Даже не знаю, что меня в большее замешательство вводит: вульгарность и циничность ваши безмерные или глаза чудные, искренние. Почему вам верить хочется? И что я в романтизм ударился, старый дурак?

Катя хмыкнула:

— Может, вы и дурак, но уж точно не старый. Муж мой едва ли младше вас был. Устали вы, отдохнуть нужно. Давеча, вместо того чтобы меня гомеопатическими дозами коньяка потчевать, выставили бы милягу-поручика подышать свежим воздухом. Я бы вам показала — возраст.

Подполковник изумленно приподнял бровь.

Катя фыркнула:

— Да правильно вы все поняли, Алексей Осипович. Я действительно девица циничная, прямолинейная. Ладно, не будем рассусоливать.

Катя отошла к своим. И кто за язык тянул? Заигрываешь, как … панельная. Тьфу!

По лестнице звонко затренькали шпоры — спустился туго стянутый ремнями мужчина. Придерживая кривую шашку, громко спросил:

— Колдуном кто у вас тут будет? Товарищ Троцкий ждет.

Прот медленно встал. Подполковник сочувственно похлопал его по плечу: