Рубить избушку Женька начал в августе, а в конце сентября объявились к нему лесники. Стали составлять протокол.

Женька упал на землю, скорчился и выпустил пену:

- Рублю домик... зять выгнал... с ножом на медведя... Лесники отступились. Приехала милиция в малом составе. Опять были слезы, крики и пена. Милиция в малом составе отступилась - глухие все-таки места.

- Не вижу состава сумасшествия, - сказал я. - Корчи и пена ерунда. Прикинулся перед властями.

- Бог с ней, с пеной, - сказал Вадим. - Но скажи, какой охотник будет рубить избушку в таком месте? А ты видел, как она срублена? Там у него между бревнами такие щели - кулак можно просунуть.

- Холод, ветер, - добавила Алена. - А он в свитере драном.

- Не вижу в драном свитере состава сумасшествия, - сказал я.

На другой день отправились мы с Вадимом на Хрыли.

Веселят меня эти слова - "отправились на Хрыли". Что-то есть дурацкое в этих самых "Хрылях". А между тем Хрыли - это глухое лесное озеро, на берегу которого и жил, наверно, когда-то некоторый хрыль. С красной скалы, нависшей над озером, ловили мы на Хрылях черных и горбатых окуней.

- Приходил твой друг, - сообщила Алена, когда мы вернулись домой.

- Какой друг?

- Сумасш"дший. Взял еще хлеба и соли.

- Кораблик принес?

- Ничего не принес. Сидел все, ждал тебя на крыльце. День уже шел под вечер, уже закат распластался над озером. Я взял ружье и пошел глянуть на избушку, которую рубил сумасшедший.

Подходя к лесу, я вдруг заприметил Женьку. Он шел впереди меня шагов за сорок. Как-то получилось, что меня заслонили кусты, когда он оглянулся.

Осмотревшись тревожно, не заметив меня, он вдруг наклонился и спрятал что-то под ольховый куст, закидал пожухшими ветками. Выпрямился, огляделся, опять не заметил меня и ушел по тропе в лес.

Я подождал немного и пошел следом.

Под ольховый куст не заглянув, я вошел в лес и, метров пройдя с полторы сотни, увидел сруб в три венца. Начат был венец четвертый.

Внутри сруба, облокотясь на бревно, стоял Женька в свитере и помпоне.

- Ну ты и хвощ, - сказал я с некоторой приветливостью. - А где ж обещанный кораблик?

- Да вот же он, - стал извиняться Женька, достал из-под бревна кораблик с рваными крючками, перепутанными мушками.

Я оглядывал сруб. Меж бревен и вправду были щели, не в кулак, но порою в ребро ладони. Внутри сруба тлел костер, валялись перья рябчика и крылья тетерки. В углу примитивная - на жердях - постель из рваных одеял и кусков толя, над нею какая-то полукрыша-полубалаган из тех же кусочков толя на жердях.

- Закурить бы, - сказал Женька.

- Тетерку грохнул?

- Куропатку, а вчера рябчика.

- Это не куропатка, - сказал я. - Тетерка. Их бить нельзя.

- Э, парень, чего ни кинь - всего нельзя. Мне тут и избушку рубить мешали. С милицией приезжали. После-то отступились, потому что и у меня права есть.

- Какие же права?

- Свои люди в районе. Они и заступились. Теперь только крышу до холодов успеть.

- Какая крыша! У тебя между бревен щели с кулак.

- Щели? - удивился Женька. - Подумаешь, щели. Девятое додавит. Вот видишь, рублю четвертый венец, еще бы пять, и хорош. Шел бы ко мне в напарники. Мы бы с тобой и медведя нашли. Я с ножом, ты - с ружьем.