— Наше почтение, милостивые судари, — поклонился дед, сдёрнув с головы мягкий картуз и продемонстрировав нам слегка желтоватую, усеянную кучей родинок, морщинистую плешь в окружении венчика из редких седых волос. — Что барину доложить? Как представить? Отколь явились и для какой надобности?

— Скажи, — взял я на себя инициативу, — что прибыл коронный дознатчик. Статский советник Штольц с сопровождающими. Разговор у нас к барину серьёзный, отлагательств не терпящий.

— Уразумел, — снова поклонился плешивый старичок, видимо, состоявший при барине дворецким. — Обождать прошу, ваши милости. Сей момент доложу, что с утренним визитом важные господа прибыли.

— В смысле, с утренним? — удивлённо глянул я на товарищей после того, как дед, запихнув свой безжалостно смятый картуз под кушак и с кряхтением поднявшись по скрипучим ступеням высокого деревянного крыльца, скрылся в доме. — У них что, когда проснулся, тогда и утро?

— Это несколько устаревший термин, — благодушно пояснил барон. — Любой официальный визит вплоть до самого ужина считался до нынешних пор утренним.

— Извольте в дом, ваши милости, — распахнул входную дверь вернувшийся к нам дед. — Барин примет вас в каминной зале.

Мы поднялись на крыльцо.

— Судари, соблаговолите ваши шляпы и польта, — запустив нас в широкий коридор, дворецкий протянул к нам руки. Принял котелки с плащами и споро примостил их на витые рога изящной кованной стойки-вешалки. Надо же, как тут у них всё чинно. — Милости прошу. Сюда за мной извольте.

Дедок проводил нас в просторную комнату, где возле жарко растопленного камина, укрывшись снизу натянутым чуть ли не до груди пледом, восседал в кресле тучный пожилой мужчина в тёплом байковом, с атласными отворотами, домашнем халате пурпурного цвета. В руках господин, надо полагать, Останин держал раскрытую книгу солидной толщины.

Весьма впечатляющего вида товарищ, надо сказать. Длинные, до плеч, немного волнистые седые волосы. Впереди изрядная залысина, визуально делающая лоб значительно выше. Тёмные кустистые брови и пышные, частично побелевшие бакенбарды. Если бы не крупный мясистый нос, то из-за обвислых щёк и массивной нижней челюсти, заметно выдающейся вперёд, хозяин дома сильно походил бы на бульдога.

— Анатоль, как это понимать? — при виде нас мужчина нахмурился.

Он что, знаком с нашим бароном? А какого тогда тот ничего не сказал?

Хозяин дома отложил книгу на стоявший рядом журнальный столик, почти весь заставленный какими-то мелкими пузырьками и баночками. Как мне подумалось, с лечебными снадобьями. В центре столика, правда, возвышался хрустальный графинчик, на треть заполненный тёмно-рубиновой жидкостью, скорее всего, не имевшей к лекарствам никакого отношения. А пристроившаяся возле графина наполненная до краёв рюмка явно подтверждала мою теорию.

В голосе Останина чувствовалось удивление, смешанное с недовольством, а обращался он только к моему родственнику, на нас с Пеховым даже не глядя:

— Ты уж прости, что не встаю: подагра, зараза окаянная, уж который день продыху не даёт. Но не томи душу, разъясни, как сие возможно? За каким таким поганым интересом ты сменил службу и подался в сыскари?