Пришлось изображать на лице максимально презрительную ухмылку, чтобы с вальяжной снисходительностью одарить ею наглого купеческого отпрыска. И лишь потом со всей обходительностью обращаться к хозяину дома:

— Илья Савватеевич, мы, конечно, при исполнении, но из уважении к вам и из сочувствия вашему горю не посмеем отказаться. Однако только по одной рюмочке.

— Договорились, — кивнул Лебедев, наполняя все ёмкости с небрежным переливом. — Но до дна. За мою Миланушку. Прошу, господа.

— Весьма и зело соболезнуем, — инспектор Холмов первым поднял предложенную рюмку. — Земля пухом вашей красавице.

Выпили, как здесь тоже принято, не чокаясь. С минуту помолчали, после чего наконец-то все, чин по чину, представились хозяину. Только тот нас особо не слушал, погружённый в собственные мысли и переживания. С которыми, впрочем, не преминул с нами поделиться.

Следующие минут десять мы слушали откровения Ильи Савватеевича о том, как сильно он любил свою кровиночку, как души в ней не чаял, холил и лелеял, и ничегошеньки для неё не жалел. Даже согласился с просьбой Миланушки и определил её здесь в городе на учёбу в коронный институт благородных девиц, точнее, в мещанское училище при том престижном заведении имеющееся. Хотя он, дескать, и не видел нужды в запудривании девичьих мозгов учёными премудростями, ибо для того, чтобы детей нарожать, много ума не надобно. Хотя после учёбы в институте-то, как ни крути, куда проще найти выгодную партию для замужества. Возможно даже, встретить жениха из благородных, породниться со знатью. Да только теперь уже и не бывать тому из-за подлеца какого-то, руку на душу невинную поднявшего. Вот сидела бы с матерью в уезде, так ничего подобного и не случилось бы.

— Вот тут вы неправы, Илья Савватеевич, — Холмов наконец-то улучил момент и решился перебить душевные излияния купца. — Убийца тот, что слывёт по миру «крутоярским зверем», прежде и по уездам успел дел натворить, безнаказанно злодейства чиня. И до сей поры остаётся неуловимым, хотя пора бы уже взыскать за мерзкие деяния его. Но теперь вот, благодаря господину дознатчику, — инспектор указал на меня, — знаем мы, как выглядит мерзкий убивец. Да ещё имеем портрет его сообщницы. Вот, не изволите ли взглянуть? Не видали ли таковой барышни среди знакомых дочери вашей?

— Никого я и не видал, — удручённо мотнул головой Лебедев. — Я ж весь в трудах извечно, весь в суете торговой. Знаю только, что от большого ума да энергии неуёмной связалась моя глупёха с другими подружками малахольными, что удумали нести просвещение и свободу угнетённой голытьбе. Хотя кто ж их угнетает? Хочешь сытым быть, иди работай, а не жалуйся. Саввушка, — поискал купец глазами сына, — как там это их общество скаженное прозывается?

— Всенародная воля, отец.

— Точно, так она и называла это товарищество своё. Там у них всё больше студентусы из институтов да училищ ремесленных. Молодёжь, одним словом, умом не окрепшая. Да только не довелось мне никого из этих обалдуев лицезреть. Саввушка, сынок, ты ж с сестрой куда чаще виделся, может, сподобился встретить кого? Глянь лучше ты, — Лебедев налил себе водки, выпил и зажмурился, понуро склонившись, после чего, вздохнув и мотнув головой, поднял хмельной взгляд на меня: — А ты, стало быть, и есть тот иномирец пришлый? Вот скажи мне, иномирец, неужто и в твоих краях такое непотребство творится? Неужто возможно, чтоб ещё где-то такая несправедливость в мире была?