Пусть печку и можно счесть излишеством, но без герметичной кабины уж никак обойтись нельзя. Не будь этой крыши, непрекращающийся, колотящий своими сильными кулаками ветер мгновенно пробрал бы любого, самого закаленного шофера до костей, и жестокий колотун добил бы такого отчаянного водителя, прежде чем тот проехал бы пять или десять километров.
Некоторые экземпляры этих специально сконструированных саней претерпели еще одну уникальную модификацию, причем каждый такой уникальный экипаж действительно был единственным в своем роде, не походя на другой, пусть тоже переделанный снегоход. Одну такую машину Харри приспособил под перевозку тяжелой буровой установки. Инструмент складывался в ящик под откидным верхом заднего сиденья, предназначенного для пассажира. Еще кое-какие орудия и приспособления можно было разместить на небольшом грузовом прицепе — это были санки без всякого кожуха над ними, то есть инструмент оказывался на свежем воздухе. Но бур никак нельзя было запихать под сиденье, а выкидывать его на мороз совсем не хотелось — уж слишком великую ценность имела для экспедиции эта тяжелая железка, чтобы ее трясло и задувало снегом на открытых санках; поэтому-то разработчики закрепили на тыльной половине заднего сиденья хомуты с застежками, и за спиной Харри торчала надежно закрепленная здоровенная дрель, а никакой не пассажир.
Всего-то чуть-чуть изменили конструкцию, а то, что из этого вышло — модифицированные аэросани, — как нельзя лучше годилось для работ во льдах Гренландии. На скорости тридцать миль, то есть почти пятьдесят километров в час, стоило только нажать на тормоз, и аэросани останавливались, проехав метров двадцать-двадцать пять. Полуметровой ширины мост обеспечивал не только хорошую устойчивость при езде по достаточно неровной поверхности, но и щадящую седоков амортизацию. И хотя масса перестроенного экипажа достигала двухсот семидесяти килограмм, машину можно было разогнать до скорости в семьдесят два километра в час.
Как раз сейчас машина предлагала куда большую мощность, чем та, которой осмеливался пользоваться Харри. Снегоход еле-еле полз. Но если шторм вдруг сумеет разбить айсберг или же Харри внезапно увидит обрыв, у водителя в распоряжении будет дистанция самое большее в девять-десять метров, и этого расстояния — и времени, потребного на его преодоление, — должно хватить и на то, чтобы ощутить опасность, и на то, чтобы затормозить. Харри изо всех сил старался не выпускать стрелку спидометра за отметку пять миль, то есть восемь километров в час.
Хотя осторожность и щепетильность уместны всегда, ему на этот раз необходимо было проявлять особенное рвение в практиковании подобных качеств. При этом и особенно мешкать было нельзя: с каждой потраченной на переход минутой росла вероятность сбиться с пути.
Они устремились к югу от шестидесятого заложенного в лед взрывпакета и выдерживали это направление изо всех сил, полагая, что то, что до цунами было востоком, стало теперь югом. На протяжении первых пятнадцати-двадцати минут после удара приливной волны айсберг должно было развернуть, и поворот этот мог — и должен был — закончиться по нахождении огромной массой льда нового равновесия; иначе говоря, как только айсберг отыщет, так сказать, естественное положение и ляжет на естественный курс, так его поворот относительно своей оси прекратится и останется лишь движение по воле волн. Казалось бы, логично думать, что, обретя единожды равновесие, ледяная гора будет стараться его сохранить. А что, если это не так, если в предположениях своих они чего-то не учитывают? А что, если айсберг все еще поворачивается? Тогда, надо думать, и временный лагерь не точно на юге, да и найти его надежды мало. Если они и наткнутся на троицу надувных иглу, то скорее всего благодаря везению, счастливой случайности.