– А шесть тысяч «Волга», – сказал Стасик.
– «Волга» хуже «Победы», бензина много жрет.
Подошла Лара. Села.
Шубин решил привлечь Лару к беседе:
– Вот мы тут спорим, что важнее – сценарий или режиссура?
– Конечно, сценарий, – сказала Лара. – В начале было слово.
– Кто сказал? – спросил Шубин. – Где это записано?
– В Библии, – ответила Лара.
Стасик удивился, что актриса детского театра знает Библию.
– Ну ладно, я пойду, – решил Шубин. – Так ты согласен?
– На что?
– На тридцать три процента.
– Ты же сказал треть.
– Сто процентов делим на три, будет тридцать три и три десятых.
Стасик подумал: «Победа» тоже хорошо, тем более за ничегонеделание, ведь сценарий уже был, а что касается фильма, то его можно не смотреть и на вопрос знакомых: «Тебе понравилось?», можно ответить: «А я не смотрел».
– Согласен, – ответил Стасик.
– Значит, договорились…
Шубин снял со стула свою курточку и ушел, одеваясь на ходу.
Стасик долго молчал. Думал: режиссер и сценарист – это общий вальс, общее чувство, это общий духовный ребенок. А здесь – торговля как в борделе. Тридцать процентов, тридцать три процента, тридцать три и три десятых процента…
Стасик решил отбросить мусорные мысли, сосредоточиться на Ларе. Со своей короткой стрижкой она была похожа на мальчика-подростка. Большие глаза, трогательный профиль, чистая душа.
Чистая душа каким-то образом считывалась с ее облика.
Стасик взял такси и проводил Лару домой.
Лара пригласила Стасика на чай. Он боялся, что у Лары комната в коммуналке, тогда надо было бы идти по длинному коридору мимо общей кухни. И все обитатели кухни побросали бы свои дела и вывернули голову в сторону проходящего мужчины, а именно Стасика. Такое часто бывало в его практике, и, когда шел под этими брезгливыми взглядами, казался себе голым, позорным и отвратительным. Все на кухне понимали, что вот идет прелюбодей, грешник и сукин сын. При этом – немолодой, частично лысый и частично пузатый. Не хотелось быть поводом для грязного воображения.
Лара, слава богу, жила одна. Ни соседей, ни родителей, ни мужа, ни детей. Одна.
Квартира была очень чистая, дом – фундаментальный, с толстыми стенами. Не то что современные блочные строения, сложенные из плит, проклеенные смолой по наружным швам. Убожество и уродство. Стасик часто думал, что в случае землетрясения хватило бы одного хорошего толчка, чтобы все эти современные строения сложились как карточные домики. Хорошо, что Москва расположена не в сейсмической зоне.
– Хороший дом, – сказал Стасик, оглядываясь.
– Немцы строили, – ответила Лара.
После войны пленные немцы отстраивали Москву. Им было мало пройти войну, затеянную Гитлером, они должны были и дальше бултыхаться в долгом рабском труде. Но дело прошлое. Война кончилась сорок лет назад.
Лара ушла на кухню заваривать чай. Стасик позвонил Лиде.
– Я сегодня не приду домой, – сказал он. – Я у режиссера, за городом, мы работаем. Тебе его позвать?
– Зачем? – спросила Лида.
– Удостовериться, что я не вру. А если хочешь, я вернусь домой. Но это будет не раньше четырех утра.
– Ни в коем случае, – испугалась Лида. – Сейчас в электричках столько хулиганья. Обворуют и убьют. Сиди и работай. Главное – предупредил. Я не буду волноваться.