Дверь открылась, и в комнату вошел Габриэль и огляделся. На нем были черные джинсы и черная футболка, почти такие же, как и при первой их встрече. Только теперь его пальцы были унизаны тяжелыми серебряными кольцами с лазуритом и гематитом, а через плечо была перекинута кожаная сумка. Он был красив, как всегда. Он прошел через всю комнату и выключил камеру.

– Привет, – только и смогла сказать Тана.

Закрыв дверь, он сел рядом с ней:

– Я слышал, ты отдала свою метку.

Она пожала плечами, пытаясь вести себя как обычно, как будто она не была прикована к стене, как будто он не был самым жутким парнем в городе и как будто она не убила его создателя.

– Я решила, что нужно разумно оценивать свои шансы. Знаешь, сколько людей переживают такой карантин? Очень мало. Я могу так изрезать себя в попытке напиться собственной крови, что в раны попадет инфекция. Или я перестану есть обычную еду и умру от голода. Или я умру от обезвоживания, если разолью воду во время припадка. Лучше отдать метку маленькой девочке, правда?

– Твоей сестре.

Тана кивнула:

– Моей сестре.

Габриэль закрыл глаза. Черные, как сажа, ресницы коснулись кожи.

– Я останусь с тобой.

– Что? Нет. – ответила она. – Нет! Это сумасшествие!

– Но я и есть сумасшедший, – напомнил он ей так небрежно, что она едва не рассмеялась.

– Слушай, ты представляешь, что со мной будет? Я буду блевать, ходить под себя, не говоря уже о воплях, – ее руки опять начали дрожать, но она зажала их между коленями, пытаясь скрыть, насколько больна. – Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

– Тана, когда ты ушла вчера, я подумал, что не смею пойти за тобой. Не смею даже просить у тебя прощения. И я все еще так думаю. Так что я пришел не для того, чтобы извиниться за свое высокомерие или за то, к чему оно привело, хотя буду вечно в этом раскаиваться. Просто позволь посидеть с тобой эту долгую ночь. Это я могу сделать, – он засунул руку в сумку и вынул стопку манги, классических и современных книг в рваных бумажных обложках и несколько мятых журналов. – Смотри, я даже принес, что почитать. Не знал, что тебе нравится, поэтому захватил всего понемногу.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она. Из всего, что Габриэль мог совершить, этот поступок казался самым невероятным. Зачем ему сидеть с ней? Люсьен мертв, и Тана была почти уверена, что некоторые вампиры беспрепятственно покидают Холодный город и возвращаются обратно. Габриэль мог сейчас быть на пути к замку в Альпах и пил бы кровь девушек, плавающих в красном вине. – Я думала, что ты злишься. Ты приехал, чтобы убить Люсьена, но я помешала тебе это сделать.

– Нет, Тана. На самом деле этот удар огорчил тебя, но не меня, – он умолк, собираясь с силами, и вдруг заговорил очень быстро. – Видишь ли, я люблю тебя и боюсь, что не знаю другого способа сказать или показать это, кроме как прийти сюда. Если бы ты захотела, я бы убил в этом мире всех, – он заметил ее взгляд и продолжил. – Ну, или нет. Но я подумал, что тебе больше понравится, если я буду читать вслух, – он взял из стопки старый номер «Роллинг Стоун», – и сидеть с тобой. Как нормальный человек, который любил бы тебя и сидел с тобой, если бы ты болела чем-то обычным. Но раз твою болезнь обычной не назовешь, я как раз подойду.