Время сбилось с привычного хода. Казалось, прошло с полминуты, а минула всего какая-то секунда. Я понял это, почувствовав, как земля уходит из-под ног.
Край крыши! Сердце екнуло. Возникло ощущение падения.
Не останавливаться. Немец сказал, что останавливаться нельзя. Нужно идти. Быстро.
Я с истеричной суетливостью засеменил ногами.
Свет слепил сквозь сомкнутые веки.
Глупость какая — сучить ножками, падая с водонапорной башни, и даже не иметь возможности открыть глаза, чтобы понять, куда падаешь.
По ступням ударило. Совсем мягко, но сил держать равновесие не было. Я просеменил по инерции еще несколько шажков и повалился вперед, на землю.
Замутило. Неужели перепрыгнули?
Силы кончились. Совсем. Осталось лишь на то, чтобы разлепить веки, да и то с трудом.
Я лежал на склоне какой-то горы. В бок впивались острые камни. В лучах заходящего солнца клубились пыль и песок, вздыбленные моим падением. Золотистая стена осталась за спиной.
Здесь было нежарко, по ощущениям градусов десять-пятнадцать. Но после ледяной, продуваемой всеми ветрами крыши водонапорки эти десять-пятнадцать градусов показались счастьем.
Захлебнувшись пылью, я закашлялся. Грудь разорвало дикой болью. Сил не было даже на то, чтобы согнуться, прикрыть рот.
Секундная радость растаяла мгновенно, как мороженое в духовке. Чему обрадовался? Попал неизвестно куда. Появление преследователей — вопрос времени. Идти некуда. Да и в моем состоянии не то что идти, подняться не получится.
Воображаю гнусный оскал Фары, когда он выйдет из света и увидит, как я здесь развалился.
Перед глазами поплыло. Мир вокруг затуманился. Кажется, я потерял сознание…
— Сережа.
Меня тормошили. То ли пытались поднять, то ли волокли куда-то.
Болело все тело. Нещадно рвало грудь. Я задергался в приступе кашля, почувствовал, что падаю. Потом дернуло под мышками.
Мир приобрел четкость.
Надо мной нависало бледное лицо Звездочки. Она держала меня под мышки и волокла по склону. Кругом были камни, пыль и песок. Дальше все тонуло в быстро сгущающихся сумерках. С обеих сторон от нас воздух светился золотом. Из одной стены мы вышли, в другую могли уйти.
Какая из них которая — сообразить я не мог.
Голова отказывалась работать, мысли текли вяло.
Во рту пересохло, горло и грудь драло так, словно я наглотался песка.
— П-пить, — прошлепал я одними губами.
— Нет воды. Сережа, идти надо. Надо-надо.
Мозги понемногу начинали соображать. Нет воды, пить не дадут. Температура шкалит. И не упадет. С чего бы ей падать без жаропонижающего да при обезвоживании? Где-то там остался Фарафонов, но он будет догонять.
Есть нечего, людей не видно. Горы, камни, песок, собирающийся крохотными смерчами. Эти воронки песчаных вихриков кружились то тут, то там — со всех сторон.
Звезда снова потянула меня куда-то. Нога зацепилась за кружащую рядом воронку, вихрик ткнулся в ботинок и, словно волчок, отлетел в сторону.
— Погоди.
Звездочка послушно остановилась. Я собрал волю в кулак, заставляя организм функционировать, оттолкнулся и поднялся на ноги. Попытался подняться. Тело против воли мотнуло в сторону, и я наверняка бы упал, если б не вовремя подставленное плечо.