Оставив Гришку в подвале отвязывать пленника, мы с Борисом пошли ко мне.

В кабинете сели друг напротив друга, я открыл краник на маленькой, литров на десять, дубовой бочке, в которой второй год был налит спирт. Не знаю, было ли это похоже на виски, но все, кто пробовал, – от этого питья не отказывались. Единственное, что без закуски у нас это не обходилось. Вот и сейчас на столе стояло здоровое блюдо холодца.

Мы чокнулись и выпили по стопке моего «коньяка». Про себя я вспомнил Бомелия – хоть и очень вредный и опасный был человек, но чокаться кубками да бокалами за столом он бояр научил. И сейчас это делали почти все.

И следующий час я рассказывал ошарашенному Кошкарову все, что я знал про заказные убийства.

«Все-таки не зря я в свое время прочитал кучу детективов, вот пригодилось знание», – думал я во время рассказа.

Борис выслушал меня, с задумчивым видом нацедил полный стакан спиртного и, чокнувшись с моей стопкой, залпом его выпил.

– Сергий Аникитович, ну ты удивил, удивил. Я-то себя докой в этом деле числил, да и учителя у меня были о-го-го. А смотри, сколько всего не знал. Может, и мне грамоту одолеть да книги умные читать начать? Эвон ты сколько из них толкового вынес. Теперь я думать буду, что и как, но для начала ты, Сергий Аникитович, теперь без охраны и доспехов – никуда.

Мы распрощались, и я устало побрел в свою спальню, где меня уже давным-давно ждала жена. Она была уже на восьмом месяце, в конце ноября должна была родить. Переносила она беременность довольно легко, по крайней мере никаких гестозов у нее не было. Но уже сейчас Ирка кричала, чтобы я и не думал в родах соваться со своей помощью, что все, что надо, будут делать повитухи.

Я особо с ней не спорил, так как знал совершенно точно, что, если будет нужно, приду и буду делать все сам, без повитух. Но на всякий случай с двумя повитухами я отдельно занимался и рассказывал все то, что еще сам помнил из акушерства. Мало ли, пригодится это в будущем.

– Сережа, ну что ты так долго! – с упреком прошептала мне Ира, нагибаясь, чтобы снять мне обувь.

– Ира, тебе сколько уже было сказано: не лезь, сам разденусь, тяжко тебе это сейчас.

В ответ у нее ручьем потекли слезы:

– Я что, тебе уже не жена, что мне теперь, даже помочь тебе нельзя?

– Жена, жена, – сказал я, погладив по голове и поцеловав в губы, – и помочь можно, но вот разденусь я сам.

Завтрашний день был у меня знаменательным – он венчал мои годовые труды по устройству лекарской школы. Конечно, это была не первая школа в Русском царстве, были немногие небольшие костоправные школы при монастырях, где обучались монахи и послушники. Но сейчас это была именно государственная школа, финансировавшаяся из казны. И я планировал обучение в этой школе уже на более высоком уровне, чем все это делалось прежде. У меня была еще одна мысль насчет этой школы – что ее небольшая монастырская больница в будущем станет первой базой, клиникой для будущих студентов медицинского факультета университета. А мои первые ученики станут первыми преподавателями для этих студентов и, обучая с самого начала своих учеников, сами сумеют совершенствовать свои знания. Как будут обстоять дела на других факультетах, я пока не задумывался. Жизнь давно меня приучила, что надо решать все проблемы по мере их поступления и переживать о том, чего, возможно, никогда не будет, – лишняя трата времени и нервов. Но хоть я так и старался думать, все равно долго не мог уснуть.