– Приветствую, господин виконт, – сказала я, приседая в книксене.

– Заканчивайте уже эти ваши ритуалы и пройдемте в приемный зал, – сказал виконт. – Есть новости с заставы, которые не терпят отлагательства.

По округлившимся глазам Рамины, которые, казалось, еще немного, и выскочат из глазниц, я поняла, что думает суеверная камеристка о дерзости и непочтительности виконта. Девушка поджала губы, но все же склонила голову, приседая в глубоком книксене перед подошедшим виконтом.

Не зная, что делать, я тоже присела в книксене, и губы де Жерона тронула усмешка.

– Я подожду, – заверил он, с явным вниманием изучая статую с чересчур пышными формами.

Я нахмурилась и махнула на него рукой, показывая, что отвлекает от важного и серьезного дела.

Де Жерон иронично приподнял бровь и перевел красноречивый взгляд с меня на статую, а я, отвернувшись, степенно продолжила начатое.

Добившись появления крохотного огонька на кончике огнива, я зажгла фитиль в чаше и, подхватив ее в ладони, поднялась по ступеням.

Стоило вложить чашу в руки статуи, виконт снова заговорил.

Но обращался он не ко мне.

– А вот и вы, принц, – проговорил де Жерон. – Рад вас видеть… живым и невредимым.

Медленно, как в кошмарном сне я обернулась, и тут же сердце застучало с утроенной скоростью, а душа ушла в пятки. Потому что в проеме дверей стоял… виконт де Жерон.

Лет на десять старше, с синими, в отличие от виконта глазами, и с черной гривой волос. Одет в черный камзол и плащ, но взгляд такой же ледяной, а лицо, казалось, никогда не трогала улыбка.