А на поверхности, по Тверской улице и Охотному ряду, сквозь мелкую утреннюю поземку катил поток машин… снегоуборочные комбайны железными челюстями жевали сугробы… москвичи с портфелями и «дипломатами» выскакивали из переполненных троллейбусов и автобусов и спешили в министерства, комитеты и департаменты… милиция свистками гоняла пешеходов, спешащих перебежать Охотный ряд поверху, вместо того чтобы пользоваться подземным переходом… и рядовые депутаты Думы, поглядывая на часы, наспех доедали бутерброды в думском буфете и спешили в зал заседаний, предъявляя охранникам свои депутатские «корочки»…

Из этих ручейков думских депутатов, рассаживавшихся в красные бархатные кресла, теле– и кинооператоры, стоя за камерами, привычно выбирали лишь знаменитые лица – Жир Ин Сэна, фанфарона и лидера либерально-демократической партии… Йяв Лин Сана, экономиста и западного любимца… бывших знаменитых демократов… мудро-непотопляемого коммуниста Лу Кяна… и, конечно, вождя новых коммунистов Зю Гана.

– Ты это… поторапливайся, милок, – сказал Го Ву Хин думскому парикмахеру, следя на телеэкране за заполнением зала заседаний.

– А спикер еще не пришел, так что три минутки у вас есть! – Парикмахер, молодой, крупный и рыхлый парень, последними щелчками ножниц срезал волосы в ушах своего знаменитого клиента, щеткой почистил ему шею и поднес зеркало к затылку. – Вы думаете, Дума к концу дня денонсирует Беловежское соглашение?

Го Ву Хин в зеркале напротив придирчиво осмотрел седую опушку своего лысого затылка. Потом произнес с авторитетностью усталого оракула:

– Не к концу дня, молодой человек, а через сорок минут.

– Но ведь это ставит президента вне закона, он не сможет промолчать, – сказал парикмахер как бы между делом.

Го Ву Хин зорко посмотрел на него:

– Не сможет, говорите? И что он сделает?

– То же, что с предыдущей Думой. Нас расстреляют.

– Гм-м… Вы, молодой человек, аналитик…

Тут на телеэкране возникло лицо председателя Госдумы, усевшегося на свое место и наблюдающего за последними пробежками в зал опаздывающих депутатов.

– Пора! – Го Ву Хин встал и сунул парикмахеру в карман халата пятитысячную купюру.

– Спасибо. – Парикмахер стряхнул с его плеч белую накидку.

– А насчет ваших прогнозов – поживем, увидим… – Го Ву Хин вышел в пустую комнатку ожидания, облачился там в свой светлый, в мелкую клеточку пиджак, который всегда выделял его среди остальных депутатов, одетых в черно-серое, и неспешно направился по думским коридорам в зал заседаний. Парикмахерская находилась в самом дальнем конце левого крыла думского здания, и идти Го Ву Хину до зала заседаний было минут пять.

А за его спиной, в парикмахерской, парикмахер уже стоял у телефона и докладывал в трубку:

– Постриглись все коммунисты и даже Го Ву Хин. Как перед боем, да. Я говорил с каждым, и вот картина. Они идут на конфликт сознательно. Вариант разгона Думы учтен и, как я понял, желателен. В ответ немедленно вступает план «Декабрь». У них есть силы, пара дивизий ВДВ, которые тут же захватят Останкино, Белый дом и Кремль. То есть сегодня ночью или максимум завтра начинается гражданская война и полный обвал на бирже. Я не знаю, сколько можно на этом заработать, но мои десять процентов до утра сбросьте на Кипр…