Сейчас это уже не требовалось, наоборот нужно показать свою святость, чтобы приманить новых членов, так как из всех людей на флотилии всего треть члены новой веры, остальные сочувствующие и сомневающиеся. Вот я и хотел этого паренька пригласить в жрецы, молодой, со временем поднимется выше, а пока побудет стажёром, это младший сан перед младшим жрецом. Этот крестьянин идеальная фигура для этого, тем более я видел, что он пользуется уважением среди других моих холопов. Сын мельника, не простая фигура среди холопов.

Мои слова, можно сказать суть предложения, что я ему выложил, вызвали огромную радость у Ефима, как его звали. Тот надо отдать ему должное, с минуту он подумал и дал согласие. Так у меня появился еще один священник.

'Святую книгу' — прототип Библии — я уже почти написал, сейчас дополняя, но многое уже было претворено из неё в жизнь. Например, мантии жрецы могут носить как в храме, так и на улице, но последнее не обязательно, главное чтобы они были на богослужении. На улице жрец может ходить в обычной одежде горожанина, но обязательно с отличительным знаком. Нагрудный символ Творца у нас был не крестик, а пластинка с изображением солнца. На ней нижние лучи солнца были длиннее. Такие знаки, но небольшого размера выдавались всем новым членам, что уж говорить мне приходилось постоянно носить такой знак верховного жреца, у других жрецов они были чуть меньше моего, но больше чем у обычных прихожан. Вот и все отличия. Разве что только могу добавить, обычные верующие могут носить знак под одеждой, а вот жрецы обязательно поверх неё. И ещё у простых прихожан они были медными, у жрецов серебряные, а у главного, то есть у меня, золотая пластина.

Вернувшись на палубу я отпустил остальных помощников и с Ефимом прошёл к себе в каюту где, выгнав всех пассажиров, в торжественной обстановке принял нового члена нашего культа, выдав ему мантию и нагрудный серебряный знак. Мой ювелир их три десятка наготовил, причем все с номерами на обратной стороне. Ефим же мне вернул свой, малого размера. Как оказалось, Ефим уже был нашим прихожанином. Я об этом, кстати говоря, не знал. Не я его принимал.

Сообщив ему, в какое время завтра начнутся уроки, придется уменьшить уроки по другим дисциплинам, чтобы втиснуть Ефима, ведь жрец в принципе не может быть безграмотным и не знать всех священных заветов, я отпустил стажёра, который накинув мантию, с гордо поднятой головой вышел из каюты.

Зашедший после него Немцов проводил того взглядом и усмехнувшись закрыл дверь. С наружи уже давно опустилась темнота, поэтому большая часть пассажиров уже спали, только те, кто ночевал в моей каюте и которых я временно выставил, терпеливо дожидались снаружи.

Улыбка Федора меня позабавила. Среди тех, кто знал о моих умениях пошло некоторое веяние. Они гордились тем, что они знают, а другие нет. Это выражалось в хитрых улыбках и гордых взглядах, которые можно было идентифицировать как: А я что-то знаю, а вам не скажу. Именно такая улыбка и была у Немцова.

— Новенький? — спросил он, кивнув вслед Ефиму.