– Транспорт где?
– Едет. – Кальян церемонно поднял руки ладонями вверх. – Под неусыпным контролем Аллаха.
После Саблина Кальян отправился в ресторан в центре города, где у него была назначена встреча с двумя криминальными авторитетами значительно более высокого, чем его собственный, уровня. Они были уголовниками старой закалки и к своему нынешнему положению шли долгие годы, набирая опыт и силу в тюрьмах и зонах. Добившись желаемого, они держались в тени, посмеиваясь над молодежью, которая в открытую плевала на закон и шиковала, а через пару лет такой вольной жизни сгорала, не оставив после себя ни имени, ни дел, о которых можно было бы вспомнить.
К слову сказать, в свое время, когда пресловутые «сферы влияния» перекраивались кроваво и часто, они сами помогли сгореть многим таким молодым. И ничего плохого в этом не видели. Нарушение воровских законов или бандитских понятий называется нарушением только тогда, когда явно всплывает наружу и за это предъявлено. А коль ничего конкретного не всплыло и предъявы не выставлено, то где оно, нарушение? Кто-то что-то подозревает? Так его самого можно подозревать в чем угодно. Пусть менты мучаются подозрениями, а у серьезных людей есть другие заботы…
Встреча была назначена на четыре, он приехал двадцатью минутами раньше и, выбрав столик, сделал заказ. Когда Василий и Реваз вошли в зал, на столе уже все стояло. Охрана расселась около входа, Кальян встал и поздоровался с гостями, многократно и преувеличенно сердечно обнявшись.
Сели за стол. Кальян налил водку. Поминая Шахида, тихо сказал:
– Да пребудет с ним Всевышний!
Авторитеты согласно кивнули и, подождав, когда Кальян выпьет, выпили тоже.
Василий заговорил первым:
– Мы слышали про обстоятельства Лешиной смерти. Уехать бы тебе надо, Федя.
– Мне бояться нечего. Не моя тема. О покойниках плохо не говорят, но Шахидушка у меня совета не спрашивал, когда в блудняк влез.
– Понимаем, но для всех он твой человек был, – Реваз говорил с ярко выраженным кавказским акцентом.
– Друг он мой был. Просто друг! Уже полгода, как на собственные хлеба попросился. Знал бы – не отпустил. Это его «мурманские» в тему подписали. И сдали, я думаю, тоже они.
– Да, у «мурманских» были проблемы по порту, – подтвердил Василий. – Хочешь спросить с них?
– Если есть за что – спрошу. А вот мента, который ему мозги вышиб, я точно достану. Он теперь кровник мой.
Авторитеты многозначительно переглянулись. Реваз медленно заговорил:
– У тебя, Федя, характер кипит. С милицией воевать – дело глупое.
– За друга отомстить дело глупое? – Кальян врезал кулаком по столу так, что подскочили тарелки. – Да они нас так всех перестреляют! Нет, я научу их бояться. Джихад! Только джихад!
Авторитеты снова посмотрели друг на друга.
Кальян налил водки всем, но выпил, не дожидаясь поддержки, один. Тяжело покачав головой, встал:
– Простите, друзья. Тяжело мне. Вы кушайте, за все уплачено. А я пойду похоронами заниматься.
Попрощались так же картинно, как и здоровались.
Когда Кальян ушел, авторитеты, быстро обсудив ситуацию, пришли к выводу, что об объявленном Кальяном джихаде нужно уведомить заинтересованных лиц. То есть арнаутовский отдел. Во-первых, начав свою войну, Кальян может подставить под ответный удар ментов их собственные коммерческие проекты. Во-вторых, своей безбашенностью он подает очень нехороший пример молодняку, желающему получить все и сразу и ставящему «оружейное право» выше всяких понятий. В-третьих, если вслед за Шахидом Кальян тоже сойдет с дистанции, их наследство можно будет очень выгодно поделить.