— Наверно, хозяин.
— Вот и переключи их с отъезда на возвращение. Переключил?
— Постараюсь.
— Ну вот! Не существует безвыходных положений.
— О бра-атья, довольно печали!.. — пропел отец из той самой странной симфонии Бетховена, в которой поют. И добавил: — Плохой тот мельник должен быть, что век свой хочет дома жить!..
Иван опять подбросил нам положительные эмоции.
Накануне отъезда мы все — мама, отец и я — с его помощью переключили мысли и думали о дне возвращения. Как это будет здорово — получим телеграмму; „Встречайте! Целуем!“ — и помчимся встречать!
Мама опять устроила ужин… Иван пришел с чемоданом, чтобы на следующий день рано утром вместе с Людмилой отправиться на вокзал.
Два чемодана стояли возле стены, прижавшись друг к другу: один — огромный, перепоясанный ремнями и чуть-чуть покарябанный, а другой — аккуратный, без единой царапинки и даже попахивающий духами (я почувствовал это, когда ставил его к стене).
Мне казалось, что кто-то ввинтил в люстру новые лампочки, более сильные: так сверкали на столе рюмки, бокалы, тарелки.
Я не видел раньше этой посуды. В последнее время мама доставала из шкафа все, что берегла для какого-то особенного, торжественного события.
В центре стола был любимый отцовский графин, в котором плавали желтые корки. Иван поставил рядом с ним бутылку шампанского и коньяк.
Мама отозвала меня в сторону, попросила сбегать в магазин за фруктовой водой.
— Для отца, — шепнула она. — Я не хочу, чтобы он сегодня пил это… Очень волнуется!
Когда я возвращался с тремя бутылками лимонада, меня встретил на лестнице дядя Леня. Мне казалось, он только и делает, что ходит по лестнице, отпирает и запирает дверь: очень уж часто я встречал его.
— У кого-нибудь день рождения? — спросил дядя Леня. — Утром мама несла бутылки, теперь ты…
— Да, день рождения!
— Кто же родился?
„Если сказать, что Людмила или кто-нибудь другой из нашей семьи, он побежит за подарком“, — решил я.
— У кого же сегодня праздник? — повторил дядя Леня.
— У маминого племянника. Он одинок. И вот мы устроили… Для него!
— Это понятно, — сказал дядя Леня. И, как всегда после моего ответа, полез ключом в замочную скважину.
Дома все ждали меня. Мама вытерла бутылки лимонада и поставила их на стол.
— Твой напиток, — тихо сказала она отцу.
— Куда ты, удаль прежняя, девалась?.. — пропел отец из „Царской невесты“. И добавил обыкновенно, по-человечески: — Да никуда не девалась! Вот она, здесь…
Отец взял два чемодана, стоявшие у стены, и вскинул их вверх, как спортсмен, поднимающий гири.
— Иван и Людмила! — воскликнул он, потрясая в воздухе чемоданами.
— Есть еще порох в пороховницах, — восхитился Иван.
— Есть!.. — ответил отец.
Чемоданы рухнули на пол… Отец застыл с поднятыми руками.
— Что такое? — тихо спросила мама.
Отец открыл рот, но не смог ничего ответить. Он шевелил губами, словно вспоминал про себя какую-то арию или песню…
Иван подошел к отцу. Я не понимаю, как это получилось, но через какую-нибудь минуту отец уже лежал на диване. Как Иван перенес его? Взвалил ли себе на плечи? Или взял на руки, как ребенка? Я просто не видел.