— Учиться в медицинском для мнительных людей — одно наказание. Они находят в себе признаки всех болезней!

— Но ты ведь не мнительная.

— Что ты?! Это единственная черта, которая досталась мне в наследство от папы. Не считая, конечно, лица!

Зина знала, что Патов то и дело профилактически глотал пилюли и бесконечное количество раз мыл руки, вытирая их бумажными салфетками, которые всегда носил в кармане.

— Но мнительность для врача, я считаю, полезна, — сказала Лера. — Если он распространяет ее и на своих пациентов. А то приходит, знаешь, такой доктор-бодряк и говорит больному: «Ничего! Мы с вами в воскресенье пойдем на рыбалку. Болит живот? У кого же он не болит?! Попейте салол с белладонной…» А ночью у пациента — прободение язвы желудка.

— Нагонять на человечество страх тоже, наверное, ни к чему, — возразила ей Зина. — Все люди на земле — пациенты.

— Нет! — решительно заявила Лера. — Лучше жить, прислушиваясь к себе, чем умереть, будучи уверенным, что ты абсолютно здоров. Я буду перестраховываться!

Из комнаты вышла Ксения Павловна. Застать ее врасплох было нельзя: она всегда была красиво причесана и красиво одета, будто собиралась идти в гости. Хотя большую часть своей жизни провела дома.

— Знаете, какие профессии самые опасные? — спросила Лера у матери и у Зины. — Которым нельзя ошибаться. Летчик- испытатель, например. Или врач! Актер не так исполнил роль Градобоева в комедии Александра Николаевича Островского «Горячее сердце» — испортил зрителям настроение… Ну и что? Другой актер исполнит иначе. И исправит зрителям настроение.

«Великих она тоже называет по имени-отчеству, — подметила Зина. — Но с иронией, словно бы пародирует Николая Николаевича».

— Теперь сравните! — продолжала рассуждать Лера. — Хирург не так сделал больному операцию. Даже обычную… Удаление желчного пузыря. Боюсь, что этот больной может вообще уже никогда не увидеть комедий Александра Николаевича Островского.

— Ты права… Делать не так врач не имеет права, — согласилась с ней Зина.

— Поэтому удаляюсь зубрить! — Она исчезла в комнате. Потом вновь появилась: — Ты ведь, как всегда, к маме?

— Честно говоря, да.

— Хоть бы раз ты сказала нечестно! — Лера снова исчезла.

«Сочетание Ксении Павловны с Лерой в одной семье — это завидная режиссерская находка», — подумала Зина. Она любила созвучие нежных и резких красок.

Зина опять удивилась новым обоям, тщательно отциклеванному паркету, и у нее чуть было не соскочила с языка фраза, которую она всегда мысленно произносила у Патовых в коридоре: «Пойдем-ка на кухню: поговорим об искусстве!»

— Пойдем в наш с вами укромный уголок, — предложила Ксения Павловна.

Петруша обычно заваливал кухню пьесами, которые в изобилии доставляла ему Тонечка Гориловская. На кухонном столе, на табуретках всегда лежали эскизы, стояли макеты: комнаты были заняты многочисленными членами режиссерской семьи. Теперь кухня была в полках и полочках, банках и баночках. Все сверкало подвенечным, безукоризненно белым цветом. И каждый раз Зина думала: «Если бы я была мужчиной, я женилась бы только на Ксении Павловне!»