— А что у вас… предполагают? — спросила мама. — Какую болезнь?

— Ту самую! — ответил приезжий, которого звали редким именем Игнатий.

— Какую… «ту самую»? — не поняла мама.

— Ну, которая неизвестно от чего начинается, но зато известно, чем чаще всего кончается.

— Почему «чаще всего»? — возразила бабушка. — В этой области много открытий!

— Да, безусловно! — громко подтвердил папа. Хотя вообще говорил тихо, а когда бабушка начинала высказываться о медицине, почти всегда уходил курить в коридор. На этот раз он остался в комнате.

Бабушка за всю свою жизнь ничем, кроме мигрени, никогда не болела, но очень боялась, как бы не заболел кто-нибудь из ее близких.

Она подробно изучала «Беседы врача», которые печатались в разных газетах. После этого в течение нескольких дней дома невозможно было закашляться или чихнуть. «У тех, про кого я читала, тоже все началось с обыкновенного кашля», — говорила бабушка.

Игнатию же она сказала:

— Вы абсолютно не похожи на больного той болезнью, которую у вас ошибочно подозревают. Трое моих знакомых были больны этим самым… Вы абсолютно на них не похожи. Кстати говоря, все они излечились. То есть им вырезали… И все замечательно!

— А откуда вы знаете о «предполагаемом диагнозе»? — спросил папа.

— Врачи как-то сразу забегали. Стали уверять, что нет ничего серьезного. Я не волновался, а они меня успокаивали. Потом я тайком заглянул в их бумаги. Но не испугался. Там рядом с диагнозом стоял большой знак вопроса. Ну, а если врачи ставят вопросительный знак, зачем же я сам буду ставить знак восклицательный? Но они матери зачем-то сказали. Вот тут уж я разозлился! Зачем было ей говорить?

— Формально они были правы, — сказал папа. — Родственникам положено сообщать.

— Но они же не родственнице сообщили, а матери! — воскликнул Игнатий. — Поэтому я и приехал. Чтобы разубедить ее. Понимаете? И к вам вторгся. Но не волнуйтесь! Я могу спать на кухне. Или в коридоре на раскладушке.

— На раскладушке будет спать он… — сказала мама и кивнула в мою сторону. — А вы будете спать на кровати. Здесь, в этой комнате.

— Только не заботьтесь обо мне, а то я буду считать, что диагноз уже подтвердился, — сказал Игнатий. — Понимаете, — продолжал он, — мать одна тянула меня… без отца. Трудно ей приходилось. И мы все подсчитывали: «Еще два года в школе, потом пять лет в институте. Всего, значит, семь!» Потом сбавляли по годику. Наконец я институт окончил, начал работать, и вдруг такое… Разве это возможно? Мать ждала столько лет! Наконец дождалась, а я ей такой подарок! Это была бы жуткая неблагодарность с моей стороны! Она вся почернела. Скорей бы дать ей телеграмму: «Доброкачественно! Вылетаю!»

— Она телеграмме не поверит, — сказала мама.

— Я поклялся, что сообщу чистую правду. Есть у нее эта слабость. Любит клятвы. Ну я, чуть что — клянусь своим здоровьем. А она: «Моим поклянись! Тогда не обманешь». Обычно я уклоняюсь. Но тут пошел ей навстречу.

На следующий день рано утром папа повел Игнатия в какой-то институт, а оттуда к себе в больницу.

— Вечером вы узнаете о результатах, — сказал нам папа.