– Подписывай, Деркулов. Ты же столько этого добивался… – Павел Андреевич, расслабленно следил за вычитывающим официальный бланк Деркуловым. Разжогин, примерным школяром, сложив перед собой руки, терпеливо ждал результата.

Задержанный внимательно прочтя бумагу, взял со стола шариковую ручку и поставил в нижнем левом углу размашистую подпись.

– В течение трех суток вы будете переданы официальным представителям Международного уголовного трибунала по военным преступлениям, геноциду и преступлениям против человечности для последующего этапирования в город Нюрнберг, Германия… – полковник встал, вложил бланк в файл и вопросительно посмотрел на Нагубнова.

– Спасибо, Анатолий Сергеевич.

Разжогин сухо кивнул шефу и, защелкнув запоры металлической папки, направился к двери.

– А поцеловать?

Полковник вкопано остановился и неторопливо развернул темные стволы на подследственного:

– Кирилл Аркадьевич, мое отношение к вам и к вашим похождениям – вам известно. Прощайте… – полковник сухо кивнул и вышел на улицу.

– Вам не кажется, что я за время следствия весьма положительно повлиял на нашу Мисс Безупречность. В первые дни знакомства он бы желваками, как июньская черешня, покрылся бы до самой задницы.

Нагубнов только криво ухмыльнулся в ответ:

– Вот ты умеешь, Деркулов, вцепиться. Ну, дался тебе наш Толя! Делает человек свою работу – пусть делает. Да, зануда и педант, что – с того? И потом, тебе – какой интерес с него? Всё, дорогой – отпрыгался на батуте! Может, ты еще с благодарностью его вспомнишь после знакомства с трибунальскими мордохватами…

– Понятно… Вы обратили внимание на то, что вчера он передал мне пакет документов для ознакомления?

– Да… – полковника явно не порадовал вопрос собеседника.

– Там был такой беленький конвертик… Знаете, что в нем было?

– …? – глаза полковника потяжелели еще больше.

– Лезвие.

– М-м-м… Где – оно?

– Да, так… Потерялось в палатке… Где-то.

– Скажу тебе прямо, Деркулов. Есть у нас, как без этого! люди, которые всерьез считают, что тебе лучше не ехать судиться. Я… – он указал на свою широченную грудь толстым узловатым пальцем… – их мнений не разделяю. Тем более, кто поверит, что такая оторва, как ты, – вскрылся добровольно?! Вот и все, что я могу тебе сказать по этому поводу. Еще вопросы будут?

– Хорошо. Закрыли тему…

– Чай?

– Лучше коньяк, Павел Андреевич.

– Не боишься спиться? – вставая со своего прокурорского места, зарокотал он потеплевшим баском.

– Нет! – рассмеялся подследственный… – Наоборот! Вы знаете, почему мы, русские, такие умные?

– А, ну?

– Да потому, что – бухаем! Мы – алхимики. Всем народом! Мы научились превращать водяру – в идеи, образы и мысли! Там где любой – оскотинивается, мы – просветляемся!

– Неслабый спич… – Нагубнов плеснул по полстакана Кизляра. – Как тут у вас говорят: "Будьмо"!

– Пусть окры – будьмуют… Ваше здоровье!!!

– И твоё!

Оценивая вкус, помолчали. Закурили…

– Павел Андреевич, можно вопрос напрямую. Только, если отвечать не захотите, голову морочить не надо. Я – пойму…

– После такого вступления хочется вызвать охрану…

– Да ладно. По вам видно: на двоих, таких как я, здоровья хватит.