- Отец, ты молчишь! Она мертва?
- Боги хранят ее, - испуганно и смущенно ответил старик.
Глаза Радо сверкнули. Он топнул ногой, сжал кулаки и надвинулся на певца - Радован почувствовал на лице горячее дыхание юноши.
- Не таи! - с болью крикнул Радо. - Я убью тебя!
Исток встал между стариком и обезумевшим юношей. Радован торопливо стал рассказывать о том, как он искал Любиницу, как он нашел ее след и даже обнаружил останки коня, но девушка словно сквозь землю провалилась. О волках он умолчал.
- Боги ее хранят! Нумида ее ищет! - врал он в испуге. - Он ищет ее и найдет, как нашел Ирину.
Бессильно опустились руки Радо, напряженные мышцы расслабили, лицо его исказило страдание. Он заскрипел зубами.
- Пропала! Я отомщу за тебя, Любиница, я разыщу Тунюша и тебя!
Он отвернулся, дрожа всем телом.
- Ты пойдешь не один, мы все пойдем с тобой! - взял его за руку Исток.
В тот же день Исток созвал старейшин. Дружно и радостно они приняли все его предложения. После побед, одержанных под его началом, народ верил в него и слепо последовал бы за ним даже в объятия Мораны.
На следующее утро войско выступило на север, к Дунаю. Впереди гнали скот, длинная вереница пленников несла награбленное славинами зерно, ткани, оружие и инструмент. Беззаботно, без страха и тревоги возвращались славины на родину, упоенные победой и довольные военной добычей.
Истока с ними не было. Отобрав пятьдесят лучших всадников, он отправился на восток в надежде разыскать Тунюша. Радован считал, что дней через десять тот должен возвратиться из Константинополя. Наверняка он будет спешить к Любинице.
- А куда ты, отец?
Радован не ответил, и когда все уже были на конях и орда уходивших воинов пропадала в дали, Исток снова спросил Радована:
- Ты в наш град? Или с нами? Ты был бы нам полезен!
Радован, в новой холщевой рубахе, с длинными неумащенными волосами и с седой щетиной, торчавшей как жнивье, с лютней на спине, восседал на коне, нагруженном обильными припасами. Он ответил быстро и решительно:
- Я не иду ни в град и ни с вами.
- Почему? Мы любим тебя, отец, и не стали бы тебя утруждать.
- В град я не иду потому, что с такими крикунами певцы не ходят. Оглохнуть можно от воплей. А с вами не хочу, потому что вы идете на Тунюша. Велик мой гнев на вонючего пса. Разве я смогу одолеть себя, увидев его? Я отнял бы радость мести у него, - он указал на Радо, - а он единственный имеет право заткнуть псу глотку. Перун с вами, и Морана пусть снимет свою жертву. Певец пойдет своей дорогой. Если вы двинетесь на юг, мы встретимся. Клянусь богами, велика тогда будет наша радость!
Он махнул рукой, прощаясь, и галопом поскакал на юго-запад.
Воины смотрели ему вслед. Он не оглядывался, ибо рассуждал по-своему.
"Возвращаться в град? Или ехать с вами, молодые волки? О нет! Не напрасно дан Радовану разум. Сейчас, когда я так близок к Эпафродиту и его вину, ехать в град за кислым молоком или, что еще глупее, под гуннский нож? Я еще не совсем ума лишился. К Эпафродиту!"
Он хлестнул коня и засвистел веселую песнь.
Восемь дней Исток и Радо с воинами поджидали Тунюша возле дороги из Константинополя. Исток с наслаждением командовал своим войском. Оно было маленькое, но повиновалось безукоризненно. В головах воинов не возникало даже мысли о том, чтобы противиться распоряжениям Истока. А молодой Сварунич во время долгих ночных караулов и переходов думал: "Мне бы два легиона таких воинов! И я застучал бы в Адрианопольские ворота Константинополя. По Средней улице промчались бы мои солдаты. Перед ипподромом заржали бы славинские кони.