Последние слова утонули в рыданиях.

Так, приехали! Пришла беда, откуда не ждали! Про дневник Киры Станиславовны никто не знал. Не мог знать! Правда, была одна маленькая возможность утечки информации – это могло присниться! Обязано было!

Но не приснилось же!

Изо всех сил стараясь сохранить трезвость и адекватность, я поднялся и обнял Яну за плечи.

– Не прикасайся, пожалуйста, ко мне! – закричала она.

Я тут же отпрянул и, заложив руки за спину, принялся ходить из комнаты в комнату, из прихожей – в кухню и обратно. В голове звенела странная пустота, словно я вдруг забыл, кто я, с какой целью пришел в эту квартиру, какое сегодня число, какой век на дворе.

Острый приступ болезни Альцгеймера. Такие случаются только у психиатров, загнанных в тупик. Вообще, какого черта я пошел в психиатрию? Что мешало в девяностые заняться бизнесом, втиснуться в какую-нибудь крохотную рыночную нишу и торговать себе потихоньку…

– Ты не ответил, – неожиданно прозвучало над моим левым ухом, – мы с ним родственники или нет?

Оказывается, я уже не ходил по квартире, а давно сидел на софе, уперев локти в колени. Яна стояла слева и гладила мои волосы.

Привыкай, доктор, эта отключка наверняка не последняя!

– Выходит, родственники, – пробубнил я. – Но что это меняет?

– Многое, – уклончиво ответила хозяйка. – Но ведь тест на ДНК не проводился, откуда тебе известно? Бережков сказал?

В голосе девушки звучали металлические нотки. Таким бы голосом неплохо на железнодорожном вокзале прибытие и отправление поездов объявлять.

– Ты только что раскололась, – попытался я собрать воедино расползающиеся из головы мысли, – что прочитала дневник матери. Или мне послышалось?

– Маман лишь намекает на это, напрямую не пишет. Вот я и спрашиваю, откуда тебе об этом известно? От Бережкова?

Я окончательно запутался. Будто это не Яна была «с бодуна», а я вчера в один присест опростал несколько бутылок. Тупо сидел и молчал, переваривая услышанное. Не признаваться же, что втайне от нее я отнес на экспертизу ДНК зубную щетку, которой она пользовалась у меня дома.

– Если его признают вменяемым, то посадят в тюрьму? – вопросы сыпались один за другим.

– Конечно, в тюрьму, – глухо ответил я. – Не об этом ли ты мечтала буквально три дня назад? Он же убил твою мать!

– Ты так говоришь, потому что у тебя в детстве были отец и мать, – прозвучало суровым вердиктом. – А я росла без отца! Да и маман меня не особо жаловала. Ты не знаешь, какая она, безотцовщина…

– Знать не знаю, но догадываюсь. Что я, монстр какой-то?

– Если признают невменяемым, то отправят в психушку?

– Тебе-то какая разница, в психушке он будет или в тюрьме?

– Пусть он будет психом, мне наплевать. Психи тоже люди, ты же сам говорил. У меня появился отец, ты понимаешь?! Вдруг появился, неожиданно. Как с неба свалился!

– И теперь ты готова ему простить убийство матери?

– А ее можно этим самым вернуть? Не вернешь ведь!

Я невольно вспомнил, как сам пожалел Бережкова десять лет назад, успокаивая себя, что дочь все равно не вернуть… Вспомнил и не нашелся что ответить Яне. Есть ли у меня право требовать от нее что-то вообще, на чем-то настаивать?