А Людвигсен об этом знал? Сидел где-то у окна и на меня смотрел? Может, он просто не осмелился выйти и ждал полицию? В утренней тишине я пытался расслышать полицейские сирены, прежде чем толкнуть незапертые гаражные ворота, где стояли контейнеры на четырех колесиках. И еще там стояла машина. Новехонький черный «БМВ». На «БМВ» мерзавцы ездят. Но только мерзавцем был я, разве нет? Я выкатил контейнер — такой тяжелый, что колесики зарывались в гравий, и толкать пришлось с усилием. Поставив его на подъемник, я заметил в зеркале взгляд Пиюса. Его крик заглушал шум подъемника.

— Чего такое? — крикнул я ему в ответ.

— А это не твоя машина? — услышал я его слова.

— Ну блин, «БМВ» у меня нет! — ответил я.

— Не эта! — крикнул Пиюс. — Та!

Я видел, что показывает он вверх по улице. В пятидесяти метрах от нас стояла белая «королла». Машина, которой скоро проходить техосмотр, машина с заметной вмятиной на капоте, куда я как-то врезал кулаком, пытаясь доказать свое сторожу на стоянке.

У меня забрезжила мысль. Думаю, «забрезжила» — подходящее слово, поскольку происходило это ужасно медленно. Медленно, потому что с трудом верилось, что Лиза так со мной поступила. Вот «БМВ» — на нем Людвигсен должен был уехать на работу, а вот «королла» — она должна была стоять у меня в гараже. То есть Лиза встала, увидела в гараже машину и поехала сюда, а Людвигсен ее ждал.

Я стал разглядывать дом. Они там. И чем они занимаются? Я пытался отмахнуться от лезущих в голову мыслей, но это же, блин, невозможно. Мне хотелось убить. Буквально отнять жизнь и, если понадобится, понести за это наказание. И теперь во мне говорил не гнев. Ну или да, он самый. Тот гнев, от которого мне так и не удалось избавиться, который необходимо выпустить, ведь иного выхода нет. Людвигсена придется прикончить. Лиза… Додумать мысль не получалось. Хоть на сетчатке отпечаталась картина — они вместе, голые на большой уродской кровати с балдахином, — что-то все-таки не стыкуется. Что-то все же непонятно: это как когда ты знаешь, что что-то забыл, но никак не можешь сообразить, что именно.

В любом случае мне остается лишь опустошить бак, взять из ящика с инструментами домкрат, подойти к дому, залезть внутрь и стать убийцей. В башке — странная легкость; теперь, когда решение принято, давление как будто уже выровнялось. Я обвел глазами бак. Зазвонил телефон. Я взял трубку.

— Привет, — сказала Лиза.

Я напрягся. Фоновые звуки мне знакомы. Она на центральном складе, на работе.

— Знаю, ты несколько раз звонил. Прости, но тут у нас бардак, Людвигсен куда-то подевался. Давай попозже поговорим?

— Да, конечно, — сказал я, глядя на контейнер, добравшийся до верхушки кузова. — Я люблю тебя.

В наступившей тишине я почувствовал ее смятение.

— Ты не… — заговорила она.

— Да, мне обидно и грустно, — сказал я. Контейнер стал переворачиваться. — Но я люблю тебя.

Положив трубку, я бросил взгляд на «короллу». Стояла она в тени, и на стеклах еще осталась роса. Наверное, всю ночь тут простояла.

Из зеленого контейнера посыпалось содержимое — с мягким шлепком на металлическое дно компрессора что-то упало. Я посмотрел вверх. Там, среди завязанных, набитых полиэтиленовых пакетов и пустых коробок из-под пиццы лежало дряблое тело в синих пижамных штанах. И наверное, я Стефана Людвигсена и раньше видел, потому что я его узнал. Его потухший взгляд смотрел мимо меня. Отметины на гортани почернели. Теперь туман как будто стал рассеиваться, пробивающееся солнце словно подпитывается собственным светом — так же тают льды на полюсах; передо мной в ускоренном темпе разворачивался пейзаж памяти.