– Так точно!

На самом деле от напряжения у Эрика снова разболелась голова, и он плохо воспринимал окружающую действительность. Соображал он тоже не слишком хорошо, но намек на венценосца вроде бы понял правильно.

– Хорошо, – как бы в раздражении шевельнул верхней губой адмирал. – Не для протокола. Что за фигню содержат записи системы жизнеобеспечения?

– Я не… – начал было Эрик, но вовремя вспомнил, с кем говорит. – Не могу знать, господин адмирал!

– Непременный контроль зафиксировал двукратное применение вами комплекса 3–2–7. Купаж «Берсеркер», если помните.

– Так точно! – У Эрика вновь поплыло сознание, но он держался.

– Это запрещено регламентом, разве нет?

– Прошу прощения, господин адмирал, но у меня не было выбора, а дело все равно шло к концу…

Слева рядом охнула Вера, до которой дошло, о чем идет речь. А речь шла об очень простых вещах. О том, например, что, если бросаешь ракетоносец в самоубийственную атаку, уже все равно, от чего склеишь ласты, от взрыва противоракеты или от передоза боевой химии.

– Ну, и как оно? – поинтересовался адмирал.

– Паршиво, – честно ответил Эрик. – Как по уши в дерьме… и голова плохо варит.

– Садись уж, герой! – кивнул адмирал на кресло. – Ты тоже, красотка, можешь сесть.

– Ладно, не будем тянуть резину, – сказал после короткой паузы. – Приказываю вам, Минц, отправляться в лазарет, а вам, Мельник, сопровождать лейтенанта, чтобы по дороге не потерялся. Это раз. Как выпустят из госпиталя – сегодня или еще когда, – вы, лейтенант Минц, находитесь в недельном отпуске. Вы, лейтенант Мельник – за храбрость, проявленную при борьбе с пожаром в двигательном отсеке и мужество под обстрелом – туда же! В отпуск на семь дней. Всё понятно?

– Так точно! – попытался встать из кресла Эрик.

– Сиди уж, болезный! – махнул рукой адмирал.

– И заключительный аккорд, – Моргенштерн встал, показывая, что разговор окончен. – Вы, лейтенант Минц, приказом Адмиралтейства переводитесь в мое подчинение. Будете служить офицером-стажером в пилотажной группе «Финиста». Теперь действительно всё.