Состояние было нажито на строительстве хлевов, и деятельность в этой части созданной империи продолжил отец Маделен, но речь шла не о фахверковых домах у сельской дороги, как они описываются в брошюрах Датского совета по туризму, а о четырёхэтажных, полностью механизированных производственных комплексах для выращивания домашних животных. Отец Маделен ненавидел всякую публичность, и ему удалось остаться неизвестным за пределами узкого круга людей. Но зато этот круг без труда узнавал отпечаток его большого пальца за строчками «Статистического ежегодника», рассказывающими о том, что в Дании производится 20 650 000 свиней, 813 000 быков и телят.

Как это обычно бывает с людьми, которые в ужасе пытаются навсегда забыть своё нищенское прошлое, отец Маделен уважал только людей, которые сами сколотили себе состояние, или учёных-первооткрывателей, и пока Маделен не сбежала с Адамом, он — прямо при ней, и, возможно, именно потому, что она была рядом, — частенько говорил о дочери: «Маделен, которая на самом деле ничего собой не представляет». Ей было дано символическое образование, но она и все окружающие всегда знали, что важно только одно — чтобы она смогла занять своё место рядом с правильным человеком, а для того, чтобы занять это место, недостаточно быть наследницей состояния, надо также хорошо выглядеть, а для того, чтобы хорошо выглядеть, надо потрудиться, и сейчас, в это утро, тоже.

Маделен никогда не хватало смелости спорить со своими родителями. С некоторым упрямством, но не видя иного выхода, она прошла по проторённым, подготовленным и намеченным для неё дорожкам. Но мучительно, неосознанно и жарко, она всегда мечтала о возможности другой жизни. В эту мечту и явился Адам Бёрден, мужчина, при этом добрый, внимательный и небезопасный мужчина с прекрасными перспективами, и Маделен приняла его, одновременно как принцесса, которая позволяет поднять себя и усадить на белую лошадь, и как человек, потерпевший кораблекрушение и уже практически пошедший ко дну, который хватается за неожиданно появившийся спасательный круг.

Брак Маделен насчитывал пятьсот двадцать девять дней, и все они начинались одинаково — перед зеркалом, и точно так же неизменным было все следовавшее за этим. Сейчас она встанет, спустится в кухню и обсудит с женой Клэпхэма хозяйственные дела, а оттуда пойдёт на террасу, чтобы перекинуться парой слов с самим Клэпхэмом. Потом она отправится за покупками в город, или будет играть в теннис, или кататься верхом в Хэмпстед-Хит. Потом погуляет с подругой, а в 17 часов вернётся домой, чтобы в 19–00 быть готовой встретить Адама.

Тот, чьи дни похожи один на другой и для кого не существует лишений, пребывает некоторым образом в вечности, и именно так Маделен и смотрела на свою жизнь. Как будто она стремилась к вечности, искала и нашла её.

Она надела короткую, плиссированную юбочку и оценивающе оглядела себя в зеркале. Она была похожа на старшую в семействе дочь, направляющуюся на раннюю теннисную тренировку. Потом она вышла из комнаты.

На пороге она, как всегда, на минуту остановилась.