К сожалению, и в наше время есть лица, подобные Пестелю, нечистые на руку и подлые по жизни, но изображающие себя борцами за какие-то там права, которые у них никто из властей предержащих и не собирался отбирать. Правда, до вооруженного мятежа дело еще не доходило, но ведь и господа декабристы тоже начинали все с невинных собраний, на которых они поругивали императорскую власть и мечтали о новом Царствии свободы и справедливости.
Николай вздохнул и опять подошел к окну.
– Знаете, Александр Павлович, – сказал он, – давайте посетим генерала Перовского завтра. Мне что-то нездоровится. Да и хочется подумать над тем, что вы сейчас мне рассказали. Всего вам доброго и до завтра. Жду вас здесь в то же время.
Шумилин, сделав полупоклон, направился к выходу из царского кабинета.
Николай Сергеев ехал с Северного Кавказа в Петербург. Боевые действия там уже затухали, хотя отдельные отряды мюридов и продолжали безнадежное сопротивление. Шамиль, весьма стесненный летучими отрядами казаков и оставшийся без снабжения, предложил командующему Отдельным Кавказским корпусом генералу от инфантерии Евгению Александровичу Головину перемирие. Связавшись по рации с императором, Головин доложил о предложении Шамиля. Николай согласился прекратить боевые действия против тех, кто даст клятву на Коране, что больше не будет совершать набеги на казачьи станицы и союзные русским аулы мирных горцев. Те же, кто нарушит клятву, почувствуют всю тяжесть гнева русского императора.
К тому времени старейшины аулов, уставшие от войны, были только рады прекращению нескончаемых сражений, набегов и грабежей. Боевые действия затихли сами по себе. Генерал Головин действовал методом кнута и пряника. Он жестоко разорял аулы горцев, воевавших против русских, а тем, кто выказывал покорность и вел себя лояльно, давал всяческие послабления и льготы. Родовые старейшины сделали надлежащие выводы, и с русскими сражались теперь лишь полные отморозки, которые уже не могли и не желали жить мирным трудом.
Генерал Головин вызвал к себе Сергеева и вручил ему предписание, подписанное самим императором, согласно которому Николаю следовало немедленно выехать в Петербург. Евгений Александрович давно уже оценил успешность действий спецотрядов, действовавших в районах, контролируемых мятежниками, и с уважением относился к Сергееву. Он хотел, чтобы тот остался на Кавказе до полного замирения этого края, но против приказа государя генерал ничего поделать не мог.
Попрощавшись с Лермонтовым и его боевыми товарищами, Сергеев на курьерских отправился в путь. С одной стороны, ему не хотелось покидать своих новых боевых товарищей, с которыми он уже успел сродниться. Но если честно, то Николай изрядно соскучился по своим друзьям из XXI века, а более всего по Адини, которая все это время посылала ему с оказией письма, в которых сообщала о питерских новостях и о том, с каким нетерпением она ожидает его прибытия. Читая послания любимой, Николай краснел, словно школьник, и бережно складывал их в полевую сумку. А на привалах тайком доставал, с наслаждением перечитывал, вдыхая тонкий запах духов, исходивший от листков бумаги.