Теперь мы переходим от этих немногих фактов китайской истории к рассмотрению духа государственного строя, всегда остававшегося неизменным. Он вытекает из общего принципа. Им является непосредственное единство субстанциального духа и индивидуального, но _>{115}этим единством является семейный дух, который здесь распространяется на многолюднейшую страну. Здесь еще нет момента субъективности, т.е. отражения единичной воли в себе от субстанции, как от поглощающей ее силы, или полагания этой силы как сущности самой единичной воли, в которой она сознает себя свободной. Общая воля проявляется непосредственно через единичную волю; у последней нет знания о себе в противоположность субстанции, которой она еще не противополагает себе как силы, подобно тому как например в иудействе ревнивый бог признается отрицанием единичного. Здесь в Китае общая воля непосредственно определяет, что должен делать отдельный человек, и последний так же без рефлексии и безлично повинуется. Если же он не повинуется и если он благодаря этому выходит из субстанции, то и наказание относится не к внутреннему миру, а к внешнему существованию, так как этот выход из субстанции совершается не путем самоуглубления. Итак, момент субъективности столь же чужд этому государственному целому, сколь, с другой стороны, и это последнее вовсе не основано на убеждении. Ведь субстанцией непосредственно является один субъект, император, закон которого составляет убеждение. Однако это отсутствие убеждения не является произволом, который опять-таки был бы проникнут убеждением, т.е. являлся бы субъективным и изменчивым; но здесь признается общее начало, субстанция, которая, еще не смягчившись, равна лишь самой себе.

Будучи выражено точнее и в форме, более соответствующей представлению, это отношение является семьей. Китайское государство основано лишь на этой нравственной связи, и для него характерен объективный семейный пиэтет. Китайцы сознают себя принадлежащими к своему семейству и в то же время сынами государства. В самой семье они не являются личностями, так как то субстанциальное единство, в котором они находятся в ней, является кровным и естественным единством. Они не являются личностями и в государстве, так как в нем господствует патриархальное отношение и управление основано на проявлении отеческой заботливости императора, который поддерживает порядок во всем. В качестве высокопочтенных и неизменных основных отношений в Шу-цзине указано пять обязанностей 1) императора и народа по отношению друг к другу; 2) отца и детей; 3) старшего и младшего брата; 4) мужа и жены; 5) друга по отношению к другу. Кстати отметим, что число пять вообще является у китайцев чем-то постоянным и встречается так же часто, как у нас число три; у них пять стихий: воздух, вода, земля, металл и дерево; они насчиты_>{116}вают четыре страны света и средину; те священные места, где воздвигнуты алтари, состоят из четырех холмов и одного холма посредине.

Семейные обязанности безусловно признаются и предписываются законом. Сын не имеет права начать разговор с отцом, когда тот входит в комнату; он должен, так сказать, прижаться к двери и не может выйти из комнаты без позволения отца. Когда отец умирает, то траур сына должен продолжаться три года; он должен не есть мяса и не пить вина; дела, которыми он занимался, даже государственные, приостанавливаются, так как он должен удалиться от них; даже император, только что вступивший на престол, не занимается в течение этого времени своими государственными делами. Пока продолжается траур, никто из членов семьи не может вступать в брак. Лишь на пятидесятом году жизни сын освобождается от чрезмерной суровости траура, дабы носящий траур не исхудал; на шестидесятом году траур еще более смягчается, а на семидесятом он ограничивается цветом платья. Мать почитается так же, как и отец. Когда лорд Макартней увидал императора, последнему было шестьдесят восемь лет (шестьдесят лет является у китайцев постоянным круглым числом, как у нас сто), тем не менее он каждое утро пешком ходил к своей матери, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение. У матери императора даже принимаются новогодние поздравления; император может принимать поздравления придворных лишь после того, как он поздравил свою мать. Мать всегда остается первой и постоянной советницей императора, и все относящееся к семье возвещается от ее имени. Заслуги сына приписываются не ему, а отцу. Когда один премьер-министр попросил императора дать его умершему отцу почетный титул, император приказал составить грамоту, в которой было сказано: «В государстве свирепствовал голод: твой отец раздавал рис нуждающимся. Какая благотворительность! Государство было на краю гибели: твой отец защищал его, рискуя своею жизнью. Какая верность! Управление государством было поручено твоему отцу: он издал превосходные законы, достиг мира и согласия с соседними государями и отстаивал права моей короны. Какая мудрость! Итак, почетный титул, который я ему дарую, таков: благотворитель, верный и мудрый». Все то, что здесь приписывается отцу, на самом деле сделал сын. Таким образом предки (в противоположность тому, что делается у нас) получают почетные титулы благодаря своим потомкам. Но зато всякий отец семейства ответственен и за проступки своих потомков; существуют обязанности низших по отношению к высшим; но, собственно говоря, не существует обязанностей высших по отношению к низшим.