Вновь позвал слабым, словно чужим голосом:

— Феня!

Существуют, видно, некие флюиды, волны, распространяющиеся в пространстве. Феня, находясь в совершенно другой части огромной квартиры, в комнате, где было открыто окно, выходящее на шумную Тверскую улицу, услышал зов Хозяина. Его словно что-то подтолкнуло, и он поспешно понесся на зов, прыгая из одной комнаты в другую.

— Хозяин, вызывали? Хозяин колюче глянул на него:

— Мог бы поторопиться!

— Да тут в квартире расстояния такие, что нужно мотоцикл иметь для того, чтобы поторопиться. Из одной комнаты в другую добираться, знаете, сколько приходится?

— Ладно, не критикуй… Критикан! Что будем делать с Владом?

— Как что? Он — такой же, как и все. Раз ничего не понял, раз на плечах нет башки, значит, путь один. — Феня провел пальцем себе по горлу.

— Не могу. Влад — любимец народа, а я народ обижать не хочу.

Феня хотел сказать, что он уже слышал это от Хозяина, но не посмел, пробормотал лишь виновато и одновременно уговаривающе:

— Другого выхода, Хозяин, нет. Не-ту.

Хозяин жалобно сморщился.

— Вечно ты говоришь гадости.

— Но это действительно так, Хозяин.

— Ладно, дай, я подумаю еще минут десять, — сказал Хозяин, продолжая жалобно морщиться. — Через десять минут заходи ко мне.

Феня зашел к нему ровно через десять минут и увидел Хозяина таким, каким привык видеть всегда, — уверенным в себе, с веселым, чуть хмельным взглядом и ироничной улыбкой, прочно припечатанной к губам.

— Приступай к ликвидации, Феня, — густым, сочным голосом произнес Хозяин.

Феня понимающе наклонил голову и исчез.

На ликвидацию Влада Феня подрядил бригаду, которой командовал человек жесткий, волевой, бесстрашный, веселый по фамилии Кошкодеров, по прозвищу Кошак. Он очень прилично владел приемами карате — имел коричневый пояс, стрелял на звук, навскидку пробивал из «ТТ» подброшенную монету, был сообразителен. В общем, числился у Хозяина на хорошем счету.

Получив приказ о ликвидации Влада, Кошкодеров произнес с неожиданной улыбкой:

— Давно пора.

— У тебя что, с Владом какие-то личные счеты? — спросил Феня.

— Нет, просто он мне неприятен. Когда вижу его на экране ящика, то ящик выключаю.

— А вот Хозяин минут двадцать маялся, все решал шекспировский вопрос — быть или не быть, пока не решил: быть!

— Люблю нашего Хозяина, — искренне произнес Кошкодеров.

— За что? — вкрадчиво спросил Феня.

— За это вот самое… За сомнения, за обдумывания. А потом, когда сомнения кончаются, рубит разом. И решений своих не меняет.

Если Феня в группировке Хозяина имел «генеральский» чин, то Кошкодеров был «полковником», так что Феня на иерархической лестнице стоял на целую ступеньку выше.

Взгляд у Кошака был быстрый, какой-то тигриный, осекающийся — взглянет в упор на человека и тут же отведет глаза в сторону — поймать его взгляд было невозможно.

— Мне самому заняться этим делом, или я могу поручить кому-нибудь еще? — спросил он.

— Смотри, Кошак, если Хозяин узнает, что ты задавал мне такой вопрос, он тебе не только пупок отвинтит — голову срубит.

— Понял, — сказал Кошак и опустил голову.