– Спасибо за все, – поблагодарил его я.
Он пожал нам руки, мне – последнему.
– Надеюсь увидеть тебя в следующем году, Джонси. Я думаю, у вас, молодой человек, в душе немало от карни.
Но он не увидел меня в следующем году, и никто не увидел его. Мистер Истербрук умер первого января в кондоминиуме на бульваре Джона Ринглинга, менее чем в полумиле от того места, где зимовал знаменитый цирк братьев Ринглинг.
– Чокнутый старый ублюдок, – пробормотал Паркс, наблюдая, как Истербрук идет к своему автомобилю, где его ожидала Бренда, чтобы помочь сесть внутрь.
Лейн долго и пристально смотрел на Паркса, прежде чем процедить:
– Заткнись, Эдди.
Эдди совету внял. И, вероятно, поступил мудро.
Как-то утром, когда я шагал в «Страну радости» со своими круассанами, джек-рассел наконец-то решил познакомиться со мной поближе.
– Майло, назад! – одернула его женщина.
Майло повернулся, посмотрел на нее, потом на меня яркими черными глазами. Я оторвал кусочек круассана, присел на корточки. Протянул ему. Майло помчался ко мне.
– Не кормите его! – крикнула женщина.
– Ах, мама, да перестань, – подал голос мальчик.
Майло услышал ее и не взял круассан, но сел передо мной и поднял передние лапы. Я дал ему кусочек.
– Больше не буду, – я поднялся, – но нельзя не вознаградить его старания.
Женщина фыркнула и вернулась к книге, толстой и, похоже, сложной.
– Мы постоянно его кормим, – сообщил мальчик. – Но он не толстеет, потому что все время бегает.
Не отрываясь от книги, женщина спросила:
– Что нам известно о разговорах с незнакомцами, Майки?
– Но он не совсем незнакомец, раз мы видим его каждый день, – возразил мальчик. Вполне резонно, во всяком случае, по моему разумению.
– Я Девин Джонс, – представился я. – Живу чуть дальше по берегу. Работаю в «Стране радости».
– Полагаю, вы не хотите опоздать на работу. – Она по-прежнему не отрывалась от книги.
Мальчик пожал плечами, говоря тем самым: что тут поделаешь. Бледный, сгорбленный, будто старичок, он, как мне показалось, обладал живым чувством юмора, о чем свидетельствовало и пожатие плечами, и сопровождавший его взгляд. Я тоже пожал плечами и пошел дальше. На следующее утро я съел круассаны до того, как поравнялся с зеленым домом, чтобы не искушать Майло, но помахал рукой. Мальчик, Майк, ответил тем же. Женщина сидела на привычном месте, под зеленым зонтом, на этот раз без книги, но – как и всегда – рукой она мне не помахала. Ее очаровательное лицо напоминало маску. Здесь тебя не ждут, говорило оно. Иди в свой паршивый парк развлечений и оставь нас в покое.
Я так и поступил. Но продолжал махать им рукой, и мальчик всегда отзывался. Утром и вечером приветствовал меня.
В понедельник, после отъезда Гэри Аллена по прозвищу Папаня во Флориду – ему предстояло заведовать одним из аттракционов в парке развлечений «Все звезды Олстона» в Джексонвилле, – я прибыл в «Страну радости» и увидел Эдди Паркса, моего самого нелюбимого старожила. Он сидел на деревянном ящике перед «Домом ужасов». Курить в парке не разрешалось, но мистер Истербрук уехал, а Фреда Дина поблизости не было, и Эдди полагал, что может преспокойно нарушить запрет. Он курил, не снимая перчаток, что могло показаться странным, если бы он когда-нибудь их снимал, но без них я его ни разу не видел.