За его спиной стояли Вета Петровна и Ожерельев.

Едва Вета Петровна Мигун убедилась в том, что ей не грозят допросы и пытки в КГБ и все ее страхи были напрасны, она разительно изменилась. Среди будничной суматохи муровских коридоров, тяжелых, но не имеющих лично к ней отношения, шагов конвоиров, густого мужского мата, офицерских мундиров, телефонных звонков, криков и запаха табака она ожила, выпрямилась, даже помолодела, словно попала в свою боевую чекистскую юность.

И в кабинет Светлова она вошла следом за мной легкой, свободной походкой, уселась перед столом, закурила и сказала:

– Я могу дать вам ценную информацию. Очень ценную. Не только об убийстве Мигуна, а еще важней. Такую, что, может быть, Брежнев даже у власти останется. Но – при одном условии. Если на «Мосфильме» возобновят съемки фильма «Незримая война» по книге Мигуна «Мы вернемся» и, конечно, с гарантией, что этот фильм выйдет на экран. – И с этими словами она выложила из своей сумочки журнал «Знамя» № 5 за 1981 год. – Повторяю, у меня в обмен есть очень ценная информация.

Я посмотрел ей в глаза и сказал:

– Если вы имеете в виду письмо Ани Финштейн, то эту информацию вы нам уже дали.

– То есть? – удивилась она.

Я вытащил из кармана аккуратно сложенный в конверт лист бумаги, на который были наклеены клочки письма Ани Финштейн, и показал ей:

– Вета Петровна, в другом месте – не будем уточнять, в каком – за это письмо вам бы пришили нелегальную связь с заграницей. И уже не помогло бы, что вы – родственница Брежнева. Я не буду этого делать. И я даже не стану выспрашивать у вас, как называл ваш муж эту Аню Финштейн – «Антоша», «Анюта», «Анна» или просто какой-нибудь кличкой. Это любопытно, но несущественно, я могу это выяснить у режиссера картины, оператора или вообще не выяснять. Все, что меня интересует, да и то чисто психологически, это личность ее жениха Гиви Мингадзе. Конечно, скоро он и сам мне о себе расскажет, но предварительные данные мне бы не помешали.

Она подавленно молчала.

– Ну как? – спросил я. – Может, чаю попьем? Вы есть не хотите?

– Хочу… – сказала она негромко. И спросила с отчаяньем: – А как же фильм?

Я пожал плечами:

– Я не министр культуры, – и выглянул из кабинета, попросил дежурного старшину: – Старшина, притащите пару бутербродов из столовой и два стакана крепкого чая. Вот деньги.

– При чем тут министр культуры! – в сердцах сказала Вета Петровна. – Это не он решает, это решают в ЦК. Но какая разница – по Мигуну фильм или по другому писателю? А для меня в этих фильмах теперь вся жизнь! Если будут делать это кино – я для вас в лепешку разобьюсь, честное слово! А Брежнев пусть правит – черт с ним! Конечно, я могла отнести это письмо Андропову и с ним договориться, но… я уверена, что весь «Каскад» и смерть Мигуна – это его рук дело. Не могла же я пойти к убийце!

– Все, что я могу вам обещать, – поговорить об этом в ЦК сегодня вечером. Но без всяких ультиматумов.

В дверь, постучав, вошел дежурный старшина, неся на подносе тарелку с бутербродами и два стакана чая. И у меня сразу кольнуло сердце – еще вчера с этим же подносом сюда входила Ниночка…