Если отступить в порядке не получится, то уйти должен хотя бы я один. Я ценный специалист с большим боевым и командным опытом, и моя жизнь стоит дороже жизней всех остальных солдат и офицеров батальона… Я уже придумывал благовидный предлог, который позволит мне на законных основаниях покинуть машину, как вдруг все изменилось. На позиции к русским Т-42, с предельной дистанции лениво перестреливающимся фугасными снарядами с панцерами моего батальона, вышел из развернулся в боевой порядок батальон «Сталиных» в тридцать машин, а по их следам дальше на дороге пылила полная самоходная артиллерийская ягд-бригада. Если я правильно помню, то это еще сорок восемь длинноствольных десятисантиметровых пушек, снаряды которых пробивают нашу лобовую броню с двух километров, а борт и корму с трех. Вестник Смерти вел себя так, будто вместо нашего достаточно скромного тяжелого панцербатальона он ожидает встретить тут полный панцеркорпус СС.
– Значит, так, парни, – сказал я своим подчиненным, – дело с засадой не выгорело, поэтому пора уходить…
И как раз в этот момент пристрелочный десятисантиметровый фугас пробил стену дома, внутри которого мы занимали позицию, и разорвался на лобовой броне башни нашего «Тигра». Не смертельно, но приятного мало. Лампочки внутреннего освещения со звоном лопнули – и в боевом отделении наступила темнота, а наводчик закричал, что взрывом разбило прицел. Шайзе! Совершенно очевидно, что сейчас мы у противника как на ладони, и следующие снаряды, что полетят в нашу сторону, будут уже бронебойными. Хорошо хоть, что после этого попадания никого и ни в чем уже не требовалось убеждать. Без прицела мы просто мишень, да и в полной темноте тоже много не навоюешь. После того как мы встали на позицию, нижний люк я приказал постоянно держать в открытом состоянии. На войне знание таких вещей оплачивается чьей-то кровью и может означать разницу между жизнью и смертью. Первым в люк выскользнул я, вторым был наш наводчик унтершарфюрер Макс Теплитц, а вот заряжающий Алекс Майер и механик водитель Ульрих Зауэр спастись не успели и навсегда остались в обреченном «Тигре».
Еще одно попадание прямо под башню, на этот раз бронебойным – и из всех щелей «Тигра» выхлестнуло ревущее бензиновое пламя. Очевидно, снаряд прошел боевое отделение наискось, пробил перегородку, отделяющую мотор от экипажа, разрушил топливопровод или пробил бак, и тем самым вызвал сильнейший пожар. Почти вылезшему из боевого отделения унтершарфюреру Теплицу горящий бензин обжег ноги и он страшно заорал у меня за спиной, а я, уже выбравшийся из дома через пролом в стене, через который наш «Тигр» заехал внутрь, упал на карачки и пополз в направлении тыла. Мне было просто страшно вставать на ноги, потому что вокруг рвались вражеские фугасы, разбрасывая во все стороны визжащие осколки и комья земли. Один такой ком даже чувствительно стукнул меня по макушке.
Но в голове билась только одна мысль: сейчас рванет боекомплект – и от Микаэля Виттмана не останется даже соплей… и тогда я вскочил и побежал, стремясь как можно скорее уйти из опасной зоны. Пробежав метров триста, я обернулся и успел увидеть, как горящий «Тигр» с грохотом взорвался, подбросив вверх башню. Беднягу Макса при этом нигде не было видно. Я порадовался, что, покидая свой панцер, прихватил с собой свой МП-40 и подсумок с запасными магазинами. Без него меня могли бы забить цепами насмерть даже местные пейзане (весьма злые на немцев вообще и СС в особенности), благо люди штурмбанфюрера Диппеля убили далеко не всех.