Очень скоро после того, как мы встали тут на отдых после «Большого Багратиона», вся Польша оказалась буквально забита немецкими войсками. Два самых старых и славных мехкорпуса ОСНАЗ на Берлинском направлении стали для германского командования весомым аргументом в пользу именно такого размещения войск. Но с начала апреля, когда наконец началась весенне-летняя кампания, это столпотворение стало потихоньку рассасываться. Мои заочные ученики начали вырывать из тела вермахта один кус мяса за другим, и на штопку дыр в тришкином кафтане Кейтелю понадобились резервы. Не прошло и двух месяцев, как напротив нас стало пусто словно на какой-нибудь Чукотке. Помимо небольших заслонов и контрпартизанских формирований, основным контингентом противника в ближних и глубоких тылах являются так называемые «черные СС», или «живорезы», со своими походными алтарями разъезжающие на машинах по польским селениям и устраивающие массовые жертвоприношения. В свою очередь, за этими командами охотится наша авиация, господствующая в небе над Польшей – при обнаружении она уничтожает их без всякой пощады. После трагических событий в Минске наше командование относится к этой задаче более чем серьезно и, наверное, только поэтому польская нация пока не вырезана до последнего человека.

Как я понял, Берлин, как и вообще всю коренную территорию прусского государства, по замыслу Верховного главнокомандующего мы оставляем на десерт. Исключение – только для Кенигсберга и Восточной Пруссии. Проводить Восточно-Прусскую наступательную операцию, являющуюся частью плана «Румянцев», как и в нашем мире, будет генерал Черняховский, и для этого войска подчиненного ему Прибалтийского фронта насыщены большим количеством штурмовых бригад и оснащены особо крупными погремушками. Но это уже не наше направление, просто интересно – возьмет Иван Данилович этот оплот прусского милитаризма за три дня или быстрее? Насколько я знаю, на совещании, посвященном этому вопросу, товарищ Сталин сказал, что целостность столицы Восточной Пруссии не является для него предметом первой необходимости и при отказе от почетной капитуляции разрешено ударами авиации и тяжелой артиллерии снести Кенигсберг с лица земли до основания. Собственно, и в нашей истории было то же самое, когда от прусского Кенигсберга в российском Калининграде не осталось почти ничего.

Но вот истекли последние минуты тишины – и двадцать второго июня, ровно в четыре утра, вдоль линии фронта взревела советская артиллерия и заулюлюкали гвардейские минометы. Линия фронта тут еще с зимы была укреплена на совесть, и, чтобы средствами фронтовой и корпусной артиллерии, без привлечения артиллерии прорыва РВГК, привести ее в небоеспособное состояние, требовалось от четырех до шести часов артподготовки. Но через пятнадцать минут артиллерийский огонь стих. Вместо зубодробительного удара в челюсть получился звучный шлепок по мягкому месту. Но большего и не требовалось. Линию фронта в полосе нашего прорыва занимали не фраубатальоны и фолькшстурм, а части так называемого французского легиона, – при виде приближавшихся к их окопам штурмовых артсамоходов они сразу выбросили белые флаги, хорошо заметные в бинокль.