Чеченец Эдик в начале 90-х убыл в Германию, и, что с ним с тех пор стало, неизвестно. Левашин ныне — успешный питерский ресторатор. А Виталика Лимона в разгар буржуазного затмения 90-х поразили пролетарские телеоткровения Лени Голубкова. Лимон вложил 35 тысяч долларов в «МММ». Это не были последние гроши Лимона, но он был до самозабвения жаден. И вот с такой малости он в самом прямом смысле слова лишился рассудка. Никогда больше Лимон никого не кинул. Билеты с изображением Мавроди он спрятал в тайнике, в какой-то парадной на Старо-Невском, недалеко от гостиницы «Москва». Говорят, он все считает проценты, набежавшие за это время от своего вклада. Порой он понимает, какая космическая сумма его ожидает. Вот тогда Лимон счастлив.

Уже в середине 70-х Владимир Феоктистов — знаменитость Невского проспекта. Прозвище Фека повторяли в центре куда чаще, чем фамилии оперативников, подпольных антикварщиков и руководителей города. Через двадцать лет с пера Андрея Константинова к нему приклеился статус «дедушки русского рэкета».

Все знали, где его найти. Многопалубный ресторан «Невский» на углу Невского и Марата стал его офисом. Все кто что-либо весил в центре — все сидели с ним за столом. Он обожал гудеть, был влюблен в кабацкую атмосферу. Бесконечные его неправедные сделки густо были усыпаны уловками, лукавством карточной игры, эпикурейством. Именно с его подачи жаргонное словцо — пиковые — прочно вошло в речь ленинградцев.

Первый раз Феоктистова арестовали через несколько дней после совершеннолетия. Его и приятеля, с которым они играли вместе за хоккейную команду фабрики «Скороход», обвинили в спекуляции: они скупили у гражданина Финляндии 3 плаща по цене 35 рублей за штуку и 34 нейлоновые рубашки по цене 10 рублей за ту же штуку. В коротком приговоре суд дотошно подсчитал наживу: «Суд устанавливает сумму в 533 рубля». Несмотря на ходатайство коллектива механического завода № 3, где Феоктистов работал слесарем, его приговорили к двум годам усиленного режима, сославшись на то, что 2 июня 1962 года подсудимый уже задерживался в центре города за мелкую спекуляцию иностранными вещами. Преступление с точки зрения сегодняшнего мировоззрения — обхохочешься, но в СССР безопасней было быть квартирным вором, нежели дельцом, скупающим у капиталистических иностранцев рубашки.

После освобождения родители попросили его взяться за ум.

Он поступил в Ленинградский ордена Трудового Красного Знамени инженерно-строительный институт, на заочное отделение факультета автомобильного транспорта. Тема его вступительного сочинения — «Дни, которые потрясли мир». Первые строки как будто копируют речь Леонида Брежнева: «Весь советский народ, все люди земного шара будут праздновать в этом году 50-й год советской власти». Дальше — больше:

«Прекрасней стала наша Родина: там, где были пески, растет хлопок, а на севере растут яблони». С первого курса он ушел в академический отпуск и так из него и не вернулся.

В 1972 году Феоктистов снова попал в колонию, по еще более смехотворному обвинению: «что он, будучи ранее, в течение года — 22.11.71,— привлеченным к ответственности за мелкое хулиганство, должных для себя выводов не сделал... в ночь с 17 на 18.01.72 в баре гостиницы „Россия", будучи в состоянии алкогольного опьянения, ругался публично нецензурной бранью». Итого: восемь месяцев «строгача».