Я имел отношение к организованной преступности, Галера была оболочкой, сочно шуршащим фантиком. Истинный подпольный мир мало кто видел, органы в том числе. Вернее, не понимали его масштабов. Настоящие валютчики собирались в ресторанчике «Чайка» на канале Грибоедова, но не для сделок — дураков не было,— а чтобы переговорить. Бешеное

было местечко. Чтобы понятен был размах, расскажу. В начале 70-х делец с Васильевского по имени Алик Кочерга проиграл в карты полтора миллиона долларов, и, чтобы не убили, он взял их в долг у человека из «Чайки». Налом. Не припомню уже у кого. А отдавать-то надо, так он сколотил банду и орудовал. В его гоп-компании был и мясник с Малого проспекта Васильевского, рыжий такой, интеллигентный. Они налетали на квартиры ан-тикварщиков, спекулянтов. Кочерга отдал 700 тысяч долларов, потом их взяли, и ему отмерили 15 лет.

Деньги наживали сумасшедшие. Например, пароходная схема: мы давали первому помощнику польского судна «Мазовша» 10 тысяч долларов. Он привозил джинсы по 12 долларов, а брал их там по 6. Нам джинсы обходились в 25 рублей, а раскидывали мы их уже по 130—150. За неделю — две тысяч сорок долларов наживы. Это как сегодня миллионов 10 долларов.

А тратить некуда. Или плащи «болонья» — можно было выменять у финна за пару бутылок водки, а мгновенно продать рублей за 800.

Играли на катранах до одурения. Тогда козырный катран был у кинотеатра «Ленинград» у Додика. Дурдом как-то жену проиграл, а еще приличный мальчик, в музыкальной школе учился.

В 1973 году мы влетели на валюте, но мне повезло, что в доле было два сына полковника КГБ. Кстати, жил он во Всеволожске, где у него дом был с бассейном и бильярдом. Он их отмазал, ну и меня. В то же время какие-то дружины носились по центру. В Бонч-Бруевича, где я учился, был общественник с клюкой из арматурины, чечен, так он ни одни брюки-дудочки не пропускал — рвал. Комсомольцы лютовали, а вот милиция нет. Они больше с нами квасили. Я как-то полковнику Тичеку по пьянке ногу сломал. Ничего, они были душевные. Как-то опер известный — Мурадов, из греков, идет с авоськой, я его спрашиваю: «Что тащишь?» Он: «К подследственному. Вот жена пирожки испекла — сказала отнести».

Где валюта, там и хозяйственники. На Рубинштейна, 9, жил Дризин такой — знаменитый трикотажник. Мы с ним дела водили, ему потом лет 12 отмерили. Его дочь потом за Иосифа Кобзона вышла, а мама ее красавица, из венгерских евреек, работала барменом в ресторане «Москва», как раз над кафе, которое «Сайгоном» у диссидентов именовалось. Воровали эти с размахом: с завода Козицкого уходило в раз по 50 неучтенных телевизоров — они шли в Прибалтику. С фабрики Веры Слуцкой — по 50 тысяч метров тюля — они исчезали в Средней Азии.

А гуляли с ними в одних местах: в «Астории», на трассе в ресторане «Олень». Таксисту сотку на торпеду, и он весь день тебя возит. Я раз так нажрался, что с куража в финском автобусе с чухонцами вообще без документов укатил в Финляндию. Потом так же обратно.

В то же время по центру шатался Чернокнижник, сгребая все на своем пути, а его мать возле улицы Желябова всегда сгорбленная нищенкой притворялась, фязная, вонючая. А фарцовщикам давала деньги под дикие проценты — половина от суммы в день. Семейка еще та. И ухарей было хоть отбавляй — виртуоз-ломщик Удав, он после с ума сошел, Распылитель, все деньги на баб тративший, Микимото, укативший в 1972 году в Швецию, открывший там салон монгольского массажа и выдворенный за воровство денег из карманов клиентов, пока его хлопцы окучивали богатых дамочек.