— Мама… мамочка. Где моя мамочка? — едва слышимый шепот безжалостно поджег мое сердце гневом и яростью, которую я мысленно обратила на этих ублюдков.

Маленькую кроху, находившуюся вместе со мной, явно везли в «Шатры Махруса», где она станет новеньким и дорогостоящим товаром, а душа девочки навсегда будет лишена детской непосредственности, светлой наивности и веры в чудеса. Она тихо всхлипывала, а мое сердце разрывалось от ужаса и жалости, пока я оставалась немой и связанной, и даже не могла успокоить ребенка. На какое-то время мне показалось, что мы чувствуем друг друга и понимаем без слов — я знала, что девочке хочется плакать навзрыд, но она держится, опасаясь вызвать гнев похитителей, которые наверняка успели ей хорошенько вдарить и ясно дали понять, что ждет малышку, если начнет закатывать истерики. Я не нашла лучшего способа, кроме как придвинуться поближе к ней, и ободряюще коснуться лбом ее крохотного плеча. Совсем маленькая. Связанная и плененная, она прижимается к моему лбу, словно маленький слепой котенок, и всхлипывает, едва слышно шепча молитвы на родном языке. Думаю, ей не больше девяти лет… тот самый возраст, в котором я сама была доставлена в «Шатры Махруса».

И, кажется, это происходит снова.

Я не знаю, сколько провела времени в пути: возможно, на несколько часов уснула, отключив потаенные терзающие душу страхи и мысли. Наконец мы резко затормозили, дверь грузовика распахнулась с жуткими царапающими слух звуками.

— А это ещё кто? — на арабском интересуется тот, кто, очевидно, принимает новую «поставку» в Шатры Махруса, имея в виду прижавшуюся ко мне девочку, которая только недавно перестала дрожать и, увидев место, в котором оказалась, затрепетала с новой силой. Я могу лишь вспомнить обстановку, царящую в «Шатрах Махруса»: нечто вроде огороженных полигонов, расположенных в нескольких точках пустыни, представляющих собой скопление роскошных и простых шатров, клетки с людьми и небольшие хижины, за завесами и дверьми которых происходят торги за тела, «дегустация товара», обучение рабынь и деловые переговоры. Мягко говоря, находиться здесь неприятно, даже учитывая то, что я пока абсолютно ничего не вижу. Зато я почти уверена, что слышу полные мук и боли женские крики, и это придает мне сил и стремления к одной единственной цели — свернуть деятельность «Шатров» и навсегда стереть с лица земли этот маскарад жестокости.

— Нашли на рынке, Азиз. Решили, что свежий и столь невинный товар никогда не будет лишним. Так сказать, небольшой бонус к главному заказу.

Не в силах удержать свой гнев, я отчаянно дергаю ногой, наивно рассчитывая на то, что вмажу одному из ублюдков по яйцам. Знаю, что не должна проявлять агрессию, чтобы не спровоцировать сбой в плане, и все же не могу сидеть сложа руки, точнее ноги, когда в таком ключе говорят о ребенке, о маленькой девчонке, к которой я успела прикипеть, даже не видя ее лица, лишь прочувствовав и разделив с ней ее страх, который полностью повторял пережитый мной ужас в детстве. Порыв альтруизма заканчивается полным фиаско, дрожь отвращения резко проходит по моему телу, как только я ощущаю липкую и шероховатую ладонь одного из подонков (скорее, Азиза), плотно обхватывающую мою щиколотку.