— Перестань! Видишь, у него кровь!

Из-под пальцев Олега выползла на подбородок алая струйка. Толик опустил кулаки.

К Олегу быстро подошла Люся.

— Ну-ка, покажи. Сильно он тебя?

Олег послушно развел в стороны ладони и запрокинул лицо. Люся стала вытирать у него кровь под носом сорванным лопухом. Подскочил Витя, дал платок. Аккуратный он, Витя Ярцев.

— Кровь так кровь, — устало сказал Толик. — Разбитых носов не видели?

Ему никто не ответил. Лишь Рафик глянул быстро и будто понимающе.

Толик не чувствовал победной радости.

— Все, что ли? — спросил он хмуро.

— А тебе чего, еще надо? — сердито откликнулась Люся. Олег с запрокинутой головой сопел распухающим носом.

— Тогда я пошел, — сказал Толик. Радости не было по-прежнему. Но все же дело свое он сделал, как хотел. Даже лучше, чем хотел.

И теперь он уходил. Навсегда... Правда навсегда?

Толик оглянулся. Все робингуды смотрели ему вслед. Даже Олег смотрел. Впереди всех стоял Шурка. Тонкий, обиженный какой-то. Замерший и немигающий.

— Шурка, — вдруг сказал Толик. — Можно, я тебе письмо напишу из Среднекамска?

Шурка мигнул. И лицо его ожило от сумятицы мыслей — словно заметались по нему зайчики и тени от частой листвы. Но почти сразу взгляд Ревского отвердел. И сказал Шурка:

— Вот еще!

"Ну что ж, прощай", — подумал Толик. И снова пошел от ребят. По берегу Черной речки.

Но почти сразу он услышал топот. Шурка обогнал Толика, потеряв в траве незастегнутые сандалии. И остановился перед ним — босой растрепанный, решительный.

— Стой! Теперь ты будешь драться со мной!

Вот уж чего Толик не ожидал!

— Шурка, ты что? Зачем?

— А зачем ты его так! До крови! — Шурка задранным подбородком показал за спину Толика, на Олега. В глазах робингуда Ревского дрожали огоньки ясного гнева.

Подошли с двух сторон Витя и Рафик. Витя сказал:

— Шурка, не надо.

— Надо! Зачем он его так!

— Но мы же честно дрались, — сказал Толик.

— А я тоже честно! Я тебе за него отомщу! — Шурка сжал губы и выставил кулачки.

По-взрослому спокойно и ласково Толик проговорил:

— Не надо, Шурик. Пусти. Некогда мне...

Или от ровных этих слов, или сам собой Шуркин запал угас, ушел, как уходит в землю электрический заряд. Рот приоткрылся, кулачки дрогнули. Но все еще упрямо Шурка возразил:

— Ты врешь, что некогда. Ты сам говорил, что поезд уходит днем.

— Не в этом дело... — Толик взял его за плечи и тихонько отодвинул с тропинки. — Скоро восемь, Шурик. Мне пора заводить хронометр.