Природа, окружавшая боевую колонну, о чем-то вещала, говорила с людьми на невнятном языке. Люди не понимали его. Давили на педали, сжимали оружие, сквернословили, переговаривались в эфире хриплыми голосами. Бригада, включив прожектора, натянув трансмиссии и карданные валы, пробиралась сквозь снегопад, оставляя на белой земле черный липкий след.
Кудрявцев чувствовал таинственность этого внезапного снегопада. Старался разгадать таившуюся в нем весть. Подставлял снегу ладонь, ловил губами снежинки, смотрел вверх на бесчисленное прилетавшее из неба сонмище.
Тот давний, из детства снегопад, накрывший их городок белым влажным одеянием. На мокрую землю, на палисадник, на черную воду реки, на заборы, на мертвые остья подсолнухов, на розовые вялые астры, на подгнившую скамейку, на забытый материнский платок вдруг стал падать снег. Густой, влажный, сладко пахнущий, словно прилетел из благоухающего небесного сада. Он стоял в палисаднике изумленно-счастливый, один, в непроглядной белизне, отделявшей его от всего остального мира. Этот опадающий чистый холод, чудесная невесомая материя была для него, во имя него. Дарила ему безымянное драгоценное чудо, которое делало его непохожим на всех. Ему одному сообщала бесшумную, бессловесную весть о чем-то небесном и чудном. Он испытал вдруг такое волнение, такое детское умиление и нежность, что опустился на колени и, сокрытый от глаз, прижался лицом к земле, прожигая снег до мокрой вялой травы. На земле, на стеблях — отпечаток его лица. Щеки горят. На ресницах — холодные капли. В снегопаде — куст шиповника с красными твердыми ягодами.
Кудрявцев смотрел с брони, как туманятся рубиновые хвостовые огни переднего танка и на вороненом стволе автомата тают снежинки.
Колонна втянулась в пригород, в бараки, заводские корпуса, в нагромождение заборов и складов. Снег перестал, сгустились синие сумерки, в которые превратился исчезнувший снегопад. В этих сумерках над железнодорожными путями, над мазутными цистернами, над башней элеватора горел на мачте высокий лучистый огонь, словно спустилась с неба жестокая звезда.
Команды по рации звучали чаще и злей. Колонну ровняли и устанавливали интервалы. Поворачивали пулеметы и пушки к полутемным строениям. Солдаты вылезали из люков, пристраивались на броне возле башен и пушек, с любопытством смотрели на город. Кудрявцев, сжимая тангенту, сгонял их с брони, заталкивал в тесную глубину под защиту стальных оболочек.
Они проезжали сумрачное полуразрушенное здание с огромной лысой стеной, на которую был направлен водянисто-белый луч прожектора. В этом луче виднелся выложенный кирпичом закопченный лозунг: «Мы строим коммунизм!», а под ним были изображены мужчина и женщина, держащие в поднятых руках искусственный спутник, похожий на ежа. Их вид вызвал у Кудрявцева странное переживание, будто колонна их заблудилась, по неверным картам попала в другое, израсходованное и сгоревшее время, и копоть этого времени лежит на лозунге, на броне машин, на лице взводного, и он, Кудрявцев, в легкой окалине сгоревшего времени.