— Но почему он вам раскрыл карты? — спокойно спросил Гиммлер.

— Очень просто, рейхсфюрер. Когда я зашел к нему в кабинет, то первое, что я увидел это колбасу и «анисовую», которые пожирал Кальтенбруннер. Я спросил у него вежливо: «Послушайте вы, слизняк из детской песочницы! Где вы достали «анисовую», в то время когда вся Германия страдает без выпивки?!» Вместо ответа, он вылил мне в лицо содержимое стакана (именно тогда я понял, что он лумзал «анисовую»). Я, как вы сами понимаете, не выдержал и достал свой любимый кастет… Что было дальше, вы, наверное, догадываетесь… Рейхсфюрер, простите меня, но я выбил ранее сказанные мною сведения от Кальтенбруннера!

— Вы — идиот, Исаев! — заорал Гиммлер.

— Дорогой Штирлиц, за вашу карьеру я больше не дам и ломанного гроша! — заскалил зубы Шелленберг и получил по ним от Штирлица тем же кастетом, каким был зверски избит Кальтенбруннер.

— Прекратите распускать руки! — заорал Гиммлер.

— Извините меня, дорогой рейхсфюрер, но я не сдержался… — убирая кастет проговорил Штирлиц.

— Значит, вы думаете, — не обращая внимания на стонущего Шелленберга, продолжал Гиммлер, — что все исходит от Бормана?

— Несомненно, рейхсфюрер! От этой жирной свиньи, сами понимаете, можно ожидать любую гадость! — прочеканил Штирлиц и коечего добавил в адрес Бормана, далеко не на немецком языке.

В углу послышались стоны, приходившего в сознание, Шелленберга. Гиммлер, c абсолютным безразличием, посмотрел на него, поднял вверх указательный палец правой руки и, махая им, загадочно прошептал:

— Господа! Не дадим жирным свиньям делать мелкие и крупные пакости в моем аппарате! Действуйте, Штирлиц!

Штирлиц вышел. Шелленберг, увидев это, уже вдогонку ему крикнул:

— Грязная, русская свинья!

Штирлиц, на его счастье, не слышал этого — Штирлиц несся по коридорам Гестапо к телефонам правительственной связи. Штирлиц искал мира с Борманом…

В пункте правительственной связи был бардак. Молодые офицеры CC в очередной раз отмечали День рождения Красной армии и Военно-морского флота. Телефоны, сделанные из слоновой кости, были замызганы тушенкой и остатками от рыбных консервов. В углу валялся седой лейтенант, рыгающий на портрет фюрера, который уже давно слетел со стены и лежал на полу. Небритый майор сморкался на один из пультов управления связи с бункером Гитлера. Три офицера, ни на кого не обращая внимания, соревновались в плевках по портрету Гиммлера, в результате, вместо изображения строгой физиономии отца полицейских Германии, виднелось грязное, свисающее пятно, от которого тошнило.

Штирлиц сделал вид, что случайно, заглянул в комнату.

— Это что за свинство?! — заорал он и достал свой любимый кастет.

Когда все офицеры были вышвырнуты, Штирлиц связался с Борманом:

— Послушай, Борман, давай мириться?!

— Кто это? — пробурчал Борман.

— Кто? Кто — идиот? Твой друг и соратник по борьбе! — возмутился Штирлиц.

— Какой еще соратник?

— Борман, хватит притворяться!

— Молодой человек, положите трубку и не мешайте работать. Здесь — Рейх, а не Гавайские острова!