На этот раз отец рассчитал все правильно, и выиграл Англию. Джордж поддерживал его в ходе всей компании, несмотря на обвинения в предательстве Дома Йорков, и отец выполнил все обещания, что дал ему. Мы с принцем Эдуардом приедем в Лондон, как только поженимся, мы ждем разрешения папы на наш брак. Мы присоединимся к английскому двору как молодые супруги, и будем там провозглашены принцем и принцессой Уэльскими. Я буду состоять при королеве Маргарите; она стала моим проводником и наставником. В королевский гардероб снова пошлют за горностаями королевы Елизаветы, только на этот раз ими обошьют мои платья.

— Заткнись! — повторяет Изабель. — Ты опять говоришь сама с собой.

— Я не могу поверить. Я не могу понять, — отвечаю я. — Я должна говорить это снова и снова, чтобы заставить себя поверить во все происходящее.

— Ну, скоро ты будешь бормотать в постели рядом со своим мужем, и посмотрим, понравится ли ему просыпаться рядом с сумасшедшей женой, — жестко обрывает она меня. — Тогда я смогу нормально спать по утрам.

Вот это реальная угроза, я замолкаю. Я каждый день вижу своего жениха, когда он приходит во второй половине дня, чтобы провести время со своей матерью, а так же за ужином. Он берет ее за руку, а я иду за ними. Она королева, а я всего лишь будущая принцесса. Он на три года старше меня, и, наверное, поэтому ведет себя так, словно не интересуется мной вообще. Должно быть, он думал о моем отце с той же ненавистью и ужасом, с каким научили нас думать о его матери; возможно, поэтому он так холоден ко мне. Возможно, поэтому я чувствую, что мы по-прежнему чужие, почти враги.

У него, как у матери, светлые волосы с медным отливом, круглое лицо и ее маленький порочный рот. Он сильный и гибкий, его воспитали, чтобы скакать верхом и сражаться; я знаю, он обладает мужеством, и люди говорят, что он хороший боец. Еще ребенком он уже побывал на полях сражений; возможно, это закалило его, но не стоит ожидать, чтобы он чувствовал привязанность к дочери своего злейшего врага. О нем рассказывают, что это именно он приказал обезглавить рыцарей Йорков, которые охраняли его отца, хотя именно они уберегли старого короля от опасности во время сражения. Никто не разуверил меня в правдивости этих слухов. Но, может быть, это моя вина — я не спрашивала никого при дворе моей свекрови, действительно ли этот мальчик мог дать такой убийственный приказ. Я не смею спросить свекровь, действительно ли она попросила своего семилетнего сына вынести смертный приговор двум вельможам. Я никогда ни о чем ее не спрашиваю.

Его лицо всегда замкнуто, глаза скрыты тенью ресниц, и он редко смотрит на меня, он всегда смотрит в сторону. Когда кто-либо заговаривает с ним, он опускает глаза, как будто не доверяет им. Только с матерью он иногда обменивается взглядами, только она может заставить его улыбнуться. Словно он доверяет не себе, а ей.

— Он прожил всю жизнь, зная, что люди не признают его прав на престол, а некоторые даже отрицали, что он является сыном своего отца, — сообщает мне Изабель. — Все считали его сыном герцога Сомерсета, фаворита.