В каюте Изабель стоит посреди кровати на локтях и коленях, мыча, как умирающее животное. Она смотрит на меня сквозь спутанные волосы, ее лицо белее мела, глаза обведены красным. Я с трудом узнаю ее; она уродлива, как раненый зверь. Моя мать поднимает ее окровавленное платье и белье. Мне становится плохо, я отворачиваюсь.

— Ты должна ввести руку внутрь и перевернуть ребенка, говорит мама. Мои руки слишком большие. Я не смогу это сделать.

Я в ужасе смотрю на нее.

— Что?

— У нас не будет повитухи, мы должны перевернуть ребенка сами, — нетерпеливо отвечает мать. — Она очень маленькая, мои руки слишком велики для нее. Это должна сделать ты.

Я смотрю на свои тонкие руки, на длинные пальцы.

— Я не знаю, что делать, — говорю я.

— Я тебе скажу.

— Я не смогу.

— Ты должна.

— Мама, я девушка, я вообще не должна находиться здесь…

Меня прерывает крик Изабеллы, когда она падает лицом на кровать.

— Энни, ради Бога, помоги мне. Вытащи его! Вытащи его из меня!

Мать берет меня за руку и тащит к подножию кровати. Маргарет поднимает юбку Изабель, ее ноги залиты кровью.

— Положи руку в нее, — говорит мама. — Нажимай. Ты что-то чувствуешь?

Изабель кричит, я ввожу руку в ее лоно, протискивая ее в глубину податливой плоти. Ужас и отвращение — вот все, что я чувствую. Потом что-то скользкое: маленькие ноги.

Тело Изабель больно сжимает мою руку, стискивает пальцы. Я кричу:

— Не делай так! Мне больно!

Она задыхается, как умирающая корова.

— Я не могу ничего поделать, Энни. Вытаскивай его.

Я изо всех сил упираюсь ногами в стенку кровати.

— Я держу его. Думаю, это нога или рука.

— Можешь найти вторую?

Я качаю головой.

— Все равно, тяни его, — говорит мама.

Я в ужасе трясу головой.

— Мы сможем достать его. Тяни осторожно.

Я начинаю тянуть. Изабель кричит. Я кусаю губы: это отвратительная, страшная работа; Изабель внушает мне ужас, она похожа на толстую кобылу, стоит на четвереньках, как шлюха, и заставляет меня делать это. Я молюсь про себя, морщусь и отворачиваю голову в сторону, как будто не хочу ничего видеть; я изо всех сил отталкиваюсь от кровати, от нее, моей сестры, этого монстра, касаясь ее без жалости, но не выпуская из пальцев маленькую ручку или ножку, несмотря на все мое отвращение.

— Ты можешь засунуть в нее вторую руку?

Я смотрю на мать, как на сумасшедшую. Это невозможно.

— Смотри, если ты просунешь туда вторую руку, ты сможешь достать ребенка.

Я забыла, что там ребенок, я так потрясена ужасной вонью и ощущением чего-то маленького и скользкого в моей руке. Осторожно и медленно я пытаюсь просунуть вторую руку. Она на что-то натыкается, кончиками пальцев я ощупываю то, что может быть рукой или плечом.

— Рука? — говорю я.

Я стискиваю зубы, чтобы не зарыдать.

— Брось ее, ищи дальше, найди вторую ногу. — мать стискивает руки, отчаянно пытаясь помочь, похлопывает Изабель по спине, как больную собаку.

— Я нашла вторую ногу, — говорю я.

— Когда я скажу, тяни за обе ноги одновременно, — командует она. Она обходит кровать и берет Изабель за голову. Мама говорит ей: — Когда ты почувствуешь боль, ты должна потужиться, — говорит она. — Тужься изо всех сил.